оставить доклад анонимным».
«Анонимным?» – нахмурился Чарторыйский. – «Но это будет невозможно, господа».
«Он предлагал подписать его моим именем», – заговорил Строганов.
Кристоф снова испытал острое желание взять и выйти. Ему было крайне неприятно, что его обсуждают нынче в третьем лице, словно он взял и испарился из этого сумрачного, душного кабинета, оставив «квартет», как прежде, заниматься своими делами. «Долгоруков, в сущности, прав», – думал он. – «Не надо мне было с ними связываться с самого начала… Но теперь-то сказанного и сделанного не воротишь… Кроме того, кому нужен будет проект, ежели его составим мы с Долгоруковым, Волконским и еще, допустим, Толстым? Да на него не обратят ни малейшего внимания. Здесь же есть хоть какой-то шанс вывести его из сумрака».
«Господа», – произнес он вслух, тихо, что заставило всех невольно к нему прислушиваться. – «Я соберу подписи тех своих соотечественников, кто мыслит со мной едино…»
«Да, там будет только ваша подпись, ну еще, быть может, вашего брата или свата…», – проворчал Новосильцев.
«Как известно, у нас, die Balten, родни видано-невидано, поэтому отметится почти вся Остзея», – пошутил Ливен, что немного разбавило обстановку. Чарторыйский воззрился на него с большим любопытством, и на лице его, сумрачно-смуглом, до дерзости красивом, нарисовалась тонкая улыбка.
«Как видите, в сем случае кумовство полезно», – добавил граф Павел.
«Боюсь, моя бы родня меня прокляла, заявись только я к ним с этим предложением», – проговорил граф Виктор Кочубей.
«Я уже молчу о своей… о нашей», – добавил Строганов.
«А что же скажете за шляхетство польское, князь?» – испытующе спросил у Чарторыйского Новосильцев.
Кристоф кожей почувствовал напряжение, исходившее от Адама, как только тот услышал обращенный вопрос. Очевидно, это был уже не первый случай.
«Поляки покамест не могут ничего поделать, пока не получат свободу», – отозвался он глухо.
«Свободу гнобить своих холопов, или, как вы там их называете, bydlo?» – поднял брови Новосильцев.
Чарторыйский посмотрел на него так, что на месте Новосильцева Кристоф бы провалился в подпол от стыда. Ему показалось, будто в глазах польского князя отражается огонь, яростный и неукротимый, который ныне спалит дерзкого строгановского кузена.
«Ну вот опять…», – вздохнул Павел, прикасаясь знакомым уже Ливену жестом к вискам. – «Суть нашего разговора вообще не в том».
«Ну как же не в том? Все взаимосвязано», – откликнулся Никки Новосильцев. – «Ежели мы освободим рабов, то сие не только в Великороссии или, допустим, Остзейском крае должно произойти, но и на тех польских территориях, которые достались нам по разделу… Иначе сие будет бессмысленно. А вот ежели Польша вдруг объединится, что делать с теми территориями, где крепостное право осталось? Что же из себя будет представлять это государство? Да