племянник», – извиняющимся тоном произнес хозяин. – «Студент, они все вольнодумцы, да и дерзки без меры».
«Барон Иоганн-Магнус фон Штрандманн», – представился мой будущий конфидент, секретарь и хранитель дела.
«Очень приятно», – откланялся я. – «Но пока есть подобный шанс, грех им не воспользоваться».
Далее я объяснил, что о настоящей эмансипации говорить и впрямь очень рано. Карл постоянно вставлял свои мысли в мои пояснения, так, что я начал уже путаться. Вскоре вокруг нас собрался целый кружок, включавший в себя и некоторых дам.
«Может статься и так, что нам этого прошения будет достаточно», – продолжал Карл. – «Мы покажем себя вернейшими подданными…»
«А с какой стати нам это нужно?» – заговорил Штернберг.
«С той стати», – подхватил Фитингоф. – «Что в таком случае все наши привилегии останутся в целости и сохранности. Чего вам стоит поступиться в малом, чтобы получить большее?»
«О каком большем вы говорите, Herr Freiherr?» – спросила милейшая мадам Лилиенфельд, матушка этого очаровательного выводка баронесс.
«Да, и какие точно привилегии сохранятся?» – подхватил Штакельберг.
«Все без остатка», – уверил Фитингоф.
«И даже владение людьми?»
Бурхард согласно закивал, отчего я побледнел в злобе и предпочел покинуть собрание, бросив на beau-frer’а уничижительный взгляд. Итак, этот толстяк все мои идеи переврал! Прекрасно!
Я нашел Дотти и проговорил о том, что, мол, пора спать укладываться ей. Та выглядела довольно-таки измученно и прошептала: «Бонси, ну давай же завтра выедем в Ревель… Я отпишусь отцу, он нас встретит».
Мне нечего было на это ответить. Я только кивнул и проводил ее в спальню, чтобы вернуться – не скрою, с большим сожалением – к гостям. Конечно, я мог бы сам улечься спать, но моя битва еще не была закончена. Надо довести ее до конца, пока и вовсе не переврут все, а потом подумают, что я, мол, так пошутил, и забудут о моих словах напрочь.
К счастью, поляна заметно поредела, и многие, в том числе, этот дурак Коцебу, отошли спать. Дам так вообще почти не осталось. Таковы уж наши провинциальные нравы – полночь кажется безумно поздним временем. Остались лишь те, кто привык к ночным бдениям. Среди них были все те, кто посвящен в мой проект и его поддерживал, но и недовольных хватало, среди них – Штернберг, да и Поссе, слонявшийся со злым и одновременно унылым выражением лица. Он-то на меня и накинулся первым.
«Как всегда», – проговорил он сквозь зубы. – «Вы откуда-то являетесь и свои порядки вводите… Учите, как жить. Просвещенный!»
Последнее слово мой родственник выговорил так, словно накладывал им на меня некое заклятье. Я молча отстранил его со своего пути, получив в спину восклицания: «Да как ты смеешь!», «Совсем обнаглел!», «Господа, меня оскорбляют, а вы так спокойно смотрите! Не потерплю этого!»
«Пьяная дрянь», – проговорил спокойно Карл, усаживая Георга на канапе. – «Ежели не умеешь себя пристойно держать, так не приезжал бы».
«А ты