встретиться с оным мореплавателем и заверить его в поддержке его проекта. Затем он несколько раз упомянул второго своего брата, Вольдемара, указав, что «ваша любезная супруга должна его знать, его Бенкендорфы любили всегда…» Словом, я надавал столько обещаний, сколько не давал во всей своей жизни, и у меня промелькнула мысль, что их стоило бы записать на бумаге.
Итогом этой ночи стало то, что наутро, не думая, что нас ждут в Риге, мы поехали в гости к Левенштернам на одну из множества их мыз, куда-то под Пернавой. О делах – никаких разговоров, словно бы я не рассказывал тому же Германну о моем проекте днем ранее. Мне не давали ни слова вставить, а лишь возили из одной мызы на другую, щедро кормили и поили, устраивали охоту и спрашивали с меня разнообразных протекций. Крузенштерна я так и не увидел, а позже узнал, что тот устроил свои дела самостоятельно, без моего вмешательства, разве что пару раз зашел в гостиную к моей матушке, но это не считается.
Все эти выезды и пирушки были, разумеется, sans dames, как принято в Остзее, а это весьма зря. Присутствие прекрасных дам и девиц скрашивает общество и облагораживает атмосферу в нем. Без этого любое сборище непременно превратится в банальную попойку. Доротее было отчаянно скучно, и от скуки она заболела еще раз, не успев толком оправиться от прошлой простуды.
Чем быстрее шли дни, тем в большее отчаяние я приходил, видя, что безбожно оттягиваю решительный разговор со своими соотечественниками. Но наконец-то сей миг настал, и состоялся нужный, хотя и болезненный разговор как раз на новогоднем приеме у баронов Штакельбергов, на который явились и мои родственники, в частности, мужья моих сестер, Бурхард фон Фитингоф, как раз инспектировавший свое эстляндское имение Коссе, и неизменный Георг фон Поссе, которого привлекла в сем сборище перспектива большой охоты и дармовой выпивки. Катхен на нас, помнится, обиделась и не стала сопровождать мужа, под предлогом болезни своих младших детей. Что и к лучшему, как оказалось после.
Те две недели, что отделяют «немецкое» Рождество от всеобщего Нового года, у die Balten посвящены разъезду по родственникам, свойственникам и знакомым, у кого они, конечно, есть. А так как почти каждый остзейский барон вынужден подчиняться диктату родни, то находятся они у него быстро. Уж не знаю, по каким предлогам нас затащили к Штакельбергам, так как в родословной они у нас не числятся. Мыза у них огромная, три с половиной этажа, лакеи вышколены и притворяются, будто сроду не знают эстонского, да и сами бароны имеют множество претензий на образованность и великосветскость, поэтому гостиная и зала обставлены у них в стиле Римской империи, который тогда только входил в моду, в кабинете у барона множество книг на всех языках Европы – неважно, что более половины из них уже десяток лет пылится на полках не разрезанными, и вообще страшные претензии на bon ton.
Съехался народ со всех провинций, и, если я буду перечислять фамилии, то ввек не упомню их все. «Словно ландтаг у нас!» – произнес