Какая прелесть! – откликнулся Браш, перейдя на благоговейный шепот. Бохардас скрылся под черным куском материи. – Может, мне улыбнуться? – предложил Браш.
– Нет, – ответил Бохардас, появляясь из-под покрывала и возясь с объективом. – Здесь улыбок на фотографиях не требуется.
– Я думаю, мистер Бохардас, что вы за свою жизнь повидали немало преступников?
– Я? Разумеется. Я описывал по методу Бертильона[1] убийцу собственных родителей, отравителей жен и тех, кто плевал на американский флаг. Вы не поверите! Чего я только не насмотрелся. А теперь мы вас снимем в профиль, мистер Браун. Ладненько. – Он подошел к Брашу, повернул его голову и деликатно поинтересовался: – Могу я спросить, что вы такого, по их мнению, сделали, мистер Браун?
– Я ничего не сделал. Только сказал президенту банка, что банки аморальны, и меня за это арестовали.
– Это же надо. Повыше подбородок, мистер Браун.
– Меня зовут не Браун, а Браш – Джордж Марвин Браш.
– Ах, извините... Хотя что такое имя?.. Так, теперь, я думаю, у нас получатся прекрасные снимки.
– А вы не продаете эти фотографии, мистер Бохардас?
– Думаю, это запрещено. Да и охотников на эти фотографии, видимо, не найдется.
– А я бы не отказался купить несколько штук. Более двух лет не фотографировался. Матери надо послать.
Бохардас злобно уставился на Браша.
– Нет ничего остроумного в насмешках над моей работой, мистер Браун, мне это не нравится. За пятнадцать лет никто не позволял себе здесь издевок, даже убийцы.
– Уверяю вас, мистер Бохардас, – сказал Браш, краснея, – я и не думал насмехаться над вами! Я заметил, что вы хорошо фотографируете, вот и все.
Бохардас обиженно замолчал и, когда Браша уводили, не ответил на его «до свидания». В кабинете начальника тюрьмы, куда ввели Браша, шел оживленный разговор между шефом полиции, мистером Саутуиком и другими отцами города. Браш сразу же направился к мистеру Саутуику.
– Я так и не могу понять, что плохого вы нашли в моих словах. Я не могу приносить извинения, мистер Саутуик, за ошибки, которые не сознаю. Допускаю, что вам не понравилось мое нелестное мнение о банковском деле, но за это меня нельзя сажать в тюрьму, и мнение свое на этот счет я менять не стану. Во всяком случае, я прошу честного суда, на котором все за полчаса выяснится. Смею надеяться, что зал суда будет заполнен до отказа – во времена депрессии как можно больше людей должны знать, что думал о деньгах Ганди.
Шеф полиции подошел к нему с угрожающим видом.
– Перестаньте молоть вздор! – сказал он. – Сейчас же прекратите. Что это с вами! – Он повернулся к своим собеседникам. – Джерри считает, что у него не все дома. Может, послать его в Монктаун на психиатрическую экспертизу? Как ты считаешь, парень? Что с тобой? Рехнулся?
– Нет, – закричал Браш, – и мне это уже надоело. Вы сами прекрасно видите, что я не сумасшедший. Давайте проверим по любому из старых тестов: на запоминание дат, на знание истории, Библии. Я – американский гражданин в здравом