ли говорить, что и в классе мы сидели за партами именно с теми, с кем столь чинно прохаживались, взявшись за руки, на переменах. Мы были приговорены к соседству с первого по третий класс лично Людмилой Федосеевной. Критерии, которыми она при этом руководствовалась, до сих пор остаются для меня непостижимой педагогической тайной. Я был приговорён к соседству с некоей Алёной на третьей парте в среднем ряду. О внешности Алёны ничего плохо сказать не могу. Разве что щечки могли бы быть слега поутончённее… Но внешние данные девочки – это, увы, ещё не всё. Портрет не полон без индивидуальных особенностей. У Алёны одна такая особенность была – она имела привычку, выводя в тетрадке буковки, так эротично вздыхать, что я неизменно косился на её левую, писаниной незанятую руку: здесь ли она, на парте, или потаённо копошится в промежной области вздыхательницы? Но увы, левая рука всегда и неизменно оказывалась там, где ей и положено было быть по статусу свободной руки прилежной ученицы… Я долго терпел, долго не решался подлезть собственной ручкой ей под школьное платьице, долго строил в уме альтернативные варианты ответа на провокацию (пусть даже и не намеренную). И в конце концов, поскольку сунуться ей под платье я так и не отважился, остановился на следующем варианте. Я тоже стал при переписывании с доски или написании под диктовку сексуально вздыхать и даже эротично, еле слышно постанывать. Соседка насторожилась:
– Ты чего?
– Я? Я ничего. Просто, как и ты, когда пишу, получаю некоторое удовольствие, а вздыхаю, потому что мог бы получить и бо́льшее, если бы кое-кто не строил тут из себя недотрогу.
– У меня насморк, – объяснила она и густо покраснела.
– Двенадцать месяцев в году? – не поверил я.
– А я Людмиле Федосеевне на тебя пожалуюсь!
– А я на тебя!
– Дурак!
– Дура!
– Безанов Вадим, Журкина Алёна, немедленно прекратите болтать! – вмешалась Людмила Федосеевна. – Ещё одно слово, и каждый из вас получит запись в дневнике!..
Мы испуганно умолкли, ибо получить в дневник запись о неподобающем поведении – значило заработать от родителей изрядный нагоняй. Не знаю, как у Алёны, а у нас в доме было принято за такие нарушения налагать домашний арест на трое суток. То есть школа – дом, дом – школа, и никаких гуляний во дворе, и игр, конечно, тоже никаких…
Больше вопроса об оригинальной привычке своей соседки я не поднимал. И хотя того, на что рассчитывал, я от Алёны так и не дождался, но зато эротично вздыхать во время письменных работ она почти перестала. Что ж, и на том спасибо!..
В конце третьего года обучения Людмила Федосеевна ушла на пенсию и вместо неё нас стала учить доброму и вечному молодая начинающая учительница по имени Регина Леопольдовна. Её педагогические установки значительно отличались от педагогических установок Людмилы Федосеевны. В сторону демократизма. Большая часть класса поспешила воспользоваться оттепелью, чтобы сменить поднадоевшего соседа по парте