романтические мероприятия вроде диких плясок у сакрального пионерского костра, хоровое пение о счастливом детстве и революционной борьбе… Кстати, вопреки возвышенным представлениям нынешних недотёп, активно ностальгирующих по совку, пионерскими галстуками шеи отдыхающего контингента украшались только по официальным поводам: утром на обязательной линейке, и во время табельных дней (взятие Бастилии, Дня Военно-Морского флота, Дня Рыбака и т. д.), с их неизменными концертами самодеятельности, завершавшимися обязательной звонко-дебильной перекличкой (это когда заливать про счастливое детство начинает один пионер в строю на сцене, продолжает другой – про трудовые победы на пути к коммунизму, а заканчивает тридесятый – рассыпаясь в благодарностях перед родной партией. В финале – хоровое ура и слава, слава, слава, словом, тот же зиг хайль, только на русско-большевистском новоязе). Во всё прочее время как-то умудрялись обходиться без этих сакральных кумачовых тряпиц на выях, тем более – во время ежеутренних походов к морю с последующим коллективным купанием в нём под строгим присмотром воспитателей и спасателей. Удовольствия на пять минут, а дальше – вон из воды, пришла очередь следующей партии поплескунчиков, поскольку сразу на всех контролирующих глаз не хватает…
Честно говоря, меня эта купальная диета так достала, что я чуть не дал телеграмму родителям с просьбой приехать и забрать нас с братом обратно. Ведь я-то, будучи по натуре своей водолюбом и водохлёбом, рассчитывал не вылезать из моря часами. Слава Богу, не успел. В мой пионерлагерной жизни вдруг всё изменилось к лучшему. Во-первых, меня перевели из третьего отряда, где были собраны отроки 13-и лет, во второй, почти что юношеский (спасибо моей личной акселерации, позволившей мне вымахать на полголовы выше любого сверстника), во-вторых, я подружился (в смысле сошелся накоротке) с девочкой с актуальным именем Марина; наконец, в-третьих, узнав о моём юношеском разряде по плаванию, меня определили в спасатели. Отныне я был уже на особом, привилегированном положении. Мне больше не приходилось пылить в общем строю по дороге к морю, что проходила через мандариновую рощу, чувствуя на себе зоркий пригляд воспитателей, строго следивших, чтобы кто-нибудь не сорвал зеленого, ужасно кислого, сводящего рот жуткой гримасой, мандарина. Спасатели приезжали на автобусе за полчаса до начала процесса купания, и уезжали через полчаса после того, как последний отряд, змеясь по пригорку, скрывался в направлении мандариновых плантаций… И питался я теперь не за общим отрядным столом, а за особым, спасательским. Еда, правда, была та же, что и у всех, но зато порции были двойные, что позволяло, например, выбрать из соуса со свининой лучшие куски, а худшие проигнорировать… Да, а ещё нас не укладывали днём спать в виду тихого часа. Ни к чему было, поскольку мы высыпались на пляже… Именно тогда я понял: люди делятся на привилегированных, то есть таких, которым положено то, в чем другим отказано, и непривилегированных, которым ничего не положено, кроме того, что положено всем без разбору…
Кстати, упомянутая