запропастилась?
– Я ужин вам разогреваю… Будете макароны доедать.
– Хорошо, пацан вернётся – и доедим, – протянул Митя, заглядывая к жене на кухню.
– Пойми, умаялась я сегодня… Как будто две смены в детском саду отпахала…
– Да понимаю, Марусь… Что ты оправдываешься?
– А вот и Алёша!
– А ты что, мам, узнала меня по походке? – послышался певучий голос из коридора.
– Конечно, топаешь как слон.
…Время тихими шагами проходило мимо.
Младший Фонарёв давно спал в своей комнате, а Фонарёв-старший, приглушив кухонное радио, разглядывал жену.
– Не хочешь слушать про Алеппо?
– Не хочу… За целый день в маршрутке наслушался.
– Ну а что ты так держишь меня глазами на привязи?
– Любуюсь твоими веснушками, Марусь.
– Всё это, как ты выражаешься, ерундейшая чепуха…
– Нет, правда, любуюсь!
– Неужели я лучше молодых цокалок?
– Кого?
– Ну, этих девочек на шпильках…
– Так, с этого места поподробнее… Хоть к чему-нибудь прицеплюсь воображением…
– Во наглец!
– Это я наглец? Ну, держись…
Он повлёк её к себе, и она не противилась. Прикосновения её ласкали, как сливки… Когда спустя час она высвободилась из его объятий, луна за окном побелела. Было тихо, и снег работал добрый.
– Мить, кофе сварить? – слабым голосом спросила Маруся, запахивая халатик.
– Да нет, наверное… А то не засну потом…
– Ладно, и я перебьюсь…
– Марусь, пока не забыл… Перепёлкину твою видел сегодня… Как ты с ней такой работаешь?
– А вот так… Чёрта нянчить – не унянчить… Помнишь выборы? Всем нашим воспитателям в тот день досталось… Заведующая заставляла обзванивать родителей и спрашивать, голосовали те или нет… А повара, дворник, завхоз и мы, няньки, бежали на избирательные участки просто вприпрыжку… Противно!
– Вот-вот… Особенно, когда сапожищем на голову…
– Да, сапожищем… И готово… опять, как говорится, рай…
Дома стояли потухшие.
За окном висела ущербная луна, и Фонарёву казалось, что она ещё больше побелела.
Мужчине не спалось – тоска и язва пожирали его.
«Я так и не рассказал Марусе ни о бургомистре, ни о питерских, ни о чём… Эх, какой у неё был взгляд! Почему о выборах этих вспомнила? Что её гложет? Она так плотно сжала губы, как будто дверь закрыла…»
– Попробуй её открыть, – повторял бессвязно, как бред, Митя, – попробуй!
4
Маруся рассеянно глядела, как бледнеет разлитый на полу солнечный свет. «Что же я застыла? Пока дети на прогулке, надо убраться… Может, с туалета начать? Нет-нет, лучше с группы…»
Женщина припомнила о том, что натворил в туалетной кабинке Мартин и скисла.
«Мал клоп, да вонюч… Э-э, Митя бы точно возмутился. Сказал бы, что о детях даже думать так нельзя… Да, нельзя. Но познакомься он с этим Согуренко Мартином, то, может, и переменил бы мнение… Нет, ну почему родители выбрали такое имя? Почему, а? Оно же нелепое…»
Мокрая