указала на длинную лавку у стены коридора. В соседней комнатке тоже было полутемно.
– Доктора разбужу покамест, – сказала она. – А вы, муж идите, идите.
Женщина растерянно взглянула на мужа. Ей было страшно оставаться одной в незнакомом месте ночью. Боль всё больше охватывала тело, как-будто разрезала живот. Она застонала.
– Иди, Георгий. Я как-нибудь…
– Держись. Я завтра приеду. Здесь и телефона-то нет… узнать.
– Иди… иди.
Процедуры подготовки к родам прошли, как в тумане. Часа через два, когда схватки стали нестерпимыми, врач – высокая крупная женщина в годах, велела ей лечь на «родовой стол» – широкую лавку, застелённую белой простыней, и тужиться.
– Тужься сильнее! Щеки-то не надувай. Вниз дави, вниз! – равнодушным голосом командовала она.
Нина была худенькая и слабая. У неё кружилась голова, перед глазами плыли чёрные круги, и не было сил тужиться и шевелиться.
Видя её слабость, акушерка сложила руки вместе, положила свои предплечья под грудь женщине, туда, где начинался живот и с силой легла всем телом на руки. От тяжести веса Нина напряглась, сопротивляясь давлению, и что-то тёплое и большое проскользнуло у неё между ног и плюхнулось в лоток на лавке, а ноги обдала тёплая волна крови и стала наполнять лоток.
Нина уже ничего чувствовала. Ей казалось, что она провалилась в большую чёрную яму с вязкой грязью, тёмную и страшную, ещё темнее, чем этот забытый Богом посёлок в холодной забайкальской степи. Она барахтается в этой грязи и не может вылезти. Становилось холодно и страшно.
– Эй, не спи! Очнись. Дочка у тебя! – услышала она голос акушерки. – Да хорошенькая какая! Беленькая, ну, чистый Ангел!
Нина открыла глаза. Боль постепенно уходила из тела, и хотя начался озноб, ей стало легче. Теплая волна крови продолжала наполнять поддон.
– Кровотечение остановлено! – услышала она голос акушерки. – Пусть здесь полежит, а потом в койку переложим.
Нина не слышала плача ребёнка, а только какое-то покашливание и сопение.
– Жива дёвчока-то. Не плачет, отфыркивается. Мудрёно дело – на свет родиться! – сказала нянечка. – Ишь, Ангелочек ясненький!
Она обмыла девочку под рукомойником, свернула треугольником подгузник из нескольких слоёв марли, запеленала её в байковое клетчатое одеяльце. Помещение отапливалось большой русской печью, и от её стенок шло приятное тепло.
– Мать, как дочку-то назовёшь?
– Ольгой, – ответила Нина.
– Ольга? Хельга по скандинавски значит «Святая»! Эк, куда замахнулись!
Но Нине было не до размышлений. Слабость охватила тело. К тому же было 4 утра, а в это раннее время самый приятный сон, и она задремала.
– Вот говорят: «Ребёнок на свет родился!» – продолжала рассуждать нянечка, как бы сама с собой, – А какой вам тут свет? Тьма-тьмущая!
И рассветёт-то не лучше будет! Ноябрь, холод да ветер! Бедная дитятя! Ничего