видно. Всех, кроме одного, стоящего спиной. Его смех я услышала бы за многие мили. Очень высокий, он стоял в центре группы мужчин нуру и страстно произносил слова, которые я не могла расслышать. Его смех отдавался в моей голове. На нем был синий кафтан. Он обернулся… я увидела только его глаза. Красные, со жгучими белыми пульсирующими зрачками. Они слились в один гигантский глаз. Ужас поразил меня, словно яд. И я отлично поняла то, что услышала потом. «Не дыши, – прорычал он, – НЕ ДЫШИ!»
Я резко проснулась – я не могла дышать. Хрипя отбросила одеяла. Обхватила руками шею – она болела – и села в кровати. Моргая, я каждый раз видела на внутренней стороне век тот красный глаз. Я захрипела сильнее и согнулась пополам. Перед глазами поплыли черные пятна. Признаюсь – часть меня испытала облегчение. Лучше умереть, чем жить в страхе перед этой штукой. Прошло несколько секунд, и грудь отпустило. Я смогла глотнуть воздуха. Откашлялась. Подождала немного, растирая саднящую шею. Было утро. На кухне кто-то готовил завтрак.
И тут ко мне вернулся сон, во всех подробностях. Я вскочила, ноги дрожали. Бросилась по коридору и остановилась на полпути. Вернулась в комнату и встала перед зеркалом, разглядывая злые синяки на шее. Села на пол и обхватила голову руками. Овальный красный глаз принадлежал насильнику, моему биологическому отцу. И он только что пытался задушить меня во сне.
Глава десятая
Ндиичи
Если бы не безумный фотограф, я провела бы весь день в постели, боясь выйти наружу. Мама пришла домой к вечеру и говорила только о нем. Даже не присела.
– Он весь грязный и обветренный. Пришел на базар прямо из пустыни. Даже не пытался сначала почиститься!
Она сказала, что ему, кажется, нет тридцати, но точно не скажешь из-за того, что все лицо заросло спутанной бородой. Зубы почти все выпали, глаза желтые, а почерневшая от солнца кожа от недоедания и грязи кажется землистой. Как он только выжил, путешествуя так далеко в таком душевном состоянии.
Но то, что он принес с собой, повергло в панику весь Джвахир. Это был цифровой фотоальбом. Камеру он потерял, но хранил фотографии в устройстве размером с ладонь. Сделанные на Западе фотографии мертвых, обугленных, изувеченных океке. Насилуемых женщин океке. Детей океке с отрубленными конечностями и раздутыми животами. Мужчин океке, свисающих с потолочных балок или истлевших в пустыне в пыль. Расколотых младенческих голов. Вспоротых животов. Кастрированных мужчин. Женщин с отрезанными грудями.
– Он идет, – вещал фотограф, разбрызгивая слюну с потрескавшихся губ, пока люди смотрели его альбом. – С ним идут десять тысяч воинов. Всем вам грозит опасность. Собирайте вещи, бегите, спасайтесь, спасайтесь, дураки!
Он разрешал людям смотреть свой альбом – одному за другим, группе за группой. Мама просмотрела фотографии дважды. Все это время она проплакала. Людей тошнило, они рыдали, кричали. Никто не усомнился в увиденном. Через некоторое время пришельца арестовали. Я слышала, что его хорошо накормили, помыли, постригли и снабдили