Подойдя к куче напиленных двуручной пилой чурок, первым делом плюнул на ладони, «смазав» таким образом перед тяжелой работой мозолистые руки, после чего удалецки гакнув, воткнул колун в первую чурку. Чурка по-старчески закряхтела, и оставила колун себе. Иван, не особенно огорчившись, ухватился покрепче за рукоятку, поднял над головой чурку с застрявшим в ней колуном, и с придыхом, ударил обухом по большой листвяжной чурке. На этот раз чурке пришлось идти на попятную, и она развалилась на две, почти ровные половинки. Лиха беда начало.
Широкий взмах, крепкий удар, и уже следующая расколотая чурка закувыркалась у ног Ивана. Кучка колотых дров росла на глазах. Притихшие было куры осмелели и подошли, крутя головами, кося боком одним глазом на расшумевшегося хозяина. Что думали куры, и думали ли они вообще, про то сказать затруднительно. Их внимание привлекло явно не колка дров, а что-то совсем другое. От сосновых чурок отскакивали пласты коры и нет-нет, на внутренней стороне красно-бурых ошмотьев виднелись белые личинки. Как это водится, к такой лакомой трапезе пожаловал и «первый парень на подворье» – вышагивающий важной походкой петух. Шаркнув желтой ногой с длинной, кривой шпорой, он первым делом хлопнул крыльями и громко закукарекал. Иван, стоявший к нему спиной, даже вздрогнул от неожиданности. Обозлившись на горлопана, хотел было уже бросить в него полешком, но передумав, полез в карман за кисетом. Ему чертовски захотелось перекурить.
Глядя уже с улыбкой на все еще кричавшего петуха, подумал: «Вишь как старается. Хорошо ему, курей куча. Самое главное, утром вовремя прокукарекать, а там хошь не рассветай!»
Крепко затянувшись, Иван подошел к открытой калитке и выглянул на улицу. Утренний дождь почти прекратился, но дождевая туча все еще висела на макушке горы Кияшки, как неряшливая шапка на голове у загулявшего мужика.
– К обеду пожалуй выяснит! – решил про себя Иван, и подумал в этот момент в первый раз за утро о своей жене.
– Авось не сильно промокла моя Марьюшка-то. Ан нет, ветерком щас быстро обдует. Подсохнет-то одежонка.
Успокоившись при этой мысли он принялся снова за работу, все еще немножко завидуя беззаботному красавцу-петуху в кампании дюжины кур.
Матюша спал этим утром дольше обычного. Он не почувствовал, как поцеловала его уходящая за грибами мать. Дождевые капли, что так часто тарабанили по деревянной крыше дома, были пожалуй лучше любой колыбельной песни. Так хорошо спится под шум дождя в отчем доме!
Проснулся Матюша от методичных ударов, разносящихся под окошком во дворе их дома. Спросонья Матюша не понял, что же это такое. Кто гремит-то так? Окончательно проснувшись, Матюша сел на краешке деревянной кровати, и оглянувшись вокруг, понял, что сегодня он спал пожалуй дольше обычного. Немного огорчившись на себя, он спустил босые ноги на пол, и натянув холщовые портки, выскочил через бревенчатые сени во двор. Приятная утренняя свежесть, после хорошего дождичка, хлынула ему потоком в лицо. Зажмурившись, Матюша глянул