и внушительных размеров резиновой дубинкой на боку. Ничем не примечательное лицо, белобрысая, стриженая «под насадку» голова. Но возбужденный перепалкой с женой Стас почему-то сразу же почувствовал к нему резкую антипатию. Однако общение с автоинспектором проходило вполне миролюбиво, без всяких неожиданностей, по общеизвестному сценарию, с заранее предусмотренным финалом.
В конце непродолжительной беседы Стас раскрыл бумажник, достал две бумажки, исподлобья посмотрел на инспектора и добавил еще две. Тот мельком взглянул на Audi и удовлетворенно кивнул головой.
– Обдираловка, – возвратившись на сидение, пробубнил в сердцах Стас.
Он посмотрел на Лизу и поразился происшедшей в ней перемене. Сейчас вся ее поза была откровенно вызывающей: небрежно откинувшись, она развалилась в кресле, высоко закинув ногу за ногу. Юбка задралась дальше некуда, почти полностью оголив бедро, обтянутое черным нейлоном. При этом лицо выражало полнейшую невозмутимость и безмятежность. Яснее ясного – она получила немалое удовольствие от его унизительных «танцев» перед гаишником. И то, что он пострадал финансово, казалось ей справедливым наказанием, может быть, даже ниспосланным свыше.
Стараясь не пялиться на Лизины прелести, Стас включил зажигание и лихо стартовал. В конце концов, у него не было ни малейшей причины психовать. Самое худшее позади. Они с Лизой, слава Богу, едут разводиться. Штраф в таком случае – это уже мелочи жизни, и, к тому же, исключительно его проблемы, поскольку именно он сидел за рулем. Чего, собственно говоря, он от нее ожидал? Что ей станет жалко его денег?
Внезапно до него отчетливо дошло, что отныне его деньги – уже не общие, а только его, личные, с которыми он может делать, что ему заблагорассудиться. От этой последней мысли у него резко улучшилось настроение.
– Не волнуйся, Лизок, туда мы всегда успеем, – многозначительно серьезно сказал он, когда они влились в общий поток машин, и внутренне улыбнулся своему, как он говорил, «каламбурчику».
Лиза безмолвствовала. Так они и проехали всю оставшуюся дорогу, не проронив ни слова. Время от времени Стас, конечно же, косился на ноги своей уже практически не-жены. Но это всемогущество мужской натуры ни в коей мере не влияло на его, как ему казалось, раз и навсегда принятое решение – одним махом разрубить этот проклятый Гордиев узел, сплошь состоящий из целого клубка накопившихся противоречий, каких-то запутанных обрывков непонятных обид, глупых ссор и невыясненных отношений.
Остановившись перед ЗАГСом он, обойдя машину и открыв дверцу, подчеркнуто галантно помог выйти Лизе и даже сделал щирокий приглашающий жест в сторону массивной двери. Но когда Стас посмотрел на эти двери – с виду ничем не примечательные, обычные двери мелких государственных учреждений, старомодные, отдающие сухой казенщиной и чем-то уж совсем старорежимным, у него внутри, где-то в районе желудка, мучительно дал о себе знать какой-то холодно-мерзкий и тягучий спазм. Спазм стал постепенно расползаться