и не видеть больше, как он будет любезничать с длинноногой куколкой. Стас устроился за столиком напротив, но она на него даже не взглянула.
Заполнить первые строки заявления было не трудно – нужно было всего лишь указать фамилию, имя и отчество. Лиза сделала это, улыбаясь: ей доставила удовольствие мысль, что скоро она вернет себе девичью фамилию и забудет, что на земле была такая дура, носившая одну фамилию вместе со Стасом.
Сразу после этого начались трудности. Нужно было указать причину, по которой она хотела развестись. У нее, действительно, были весомые и серьезные причины, не позволяющие ей жить ни одного дня более с этим типом, но так просто выкладываться на бумагу они не хотели.
«Тип» напротив испортил бланк (Лиза была уверенна, что специально!) – и чуть ли не вприпрыжку побежал за новым к «секс-бомбе» загса.
«Неустойчив в к противоположному полу, что отражалось на его отношении к семье», – быстро написала она, чувствуя, как ее распирает от гордости по поводу красоты формулировки, а также собственной справедливости и благородства. Она могла бы обвинить его в изменах, но не сделала этого, потому что не видела их собственными глазами.
«Невнимателен, жесток…», – она припомнила, как два года назад на работе, пытаясь достать книгу с верхней полки, она грохнулась со стремянки и чуть не вывихнула ногу. Во всяком случае, было такое подозрение. Лизу, конечно, сразу же отправили в больницу. Стаса пытались вызвонить на работе, но он, как оказалось, был на какой-то встрече, и появился только вечером, когда Лиза была уже дома и лежала, стеная, на диване, с укутанной шерстяным клетчатым шарфом ногой. Она никогда не забудет, как он вошел в дом – веселый, довольный тем, что какая-то очередная его сделка наконец-то заключена на выгодных для фирмы условиях. Конечно, он не мог знать всего, что произошло с Лизой, но чувствовать-то он должен был. И она не могла простить ему, что осмотрев ее ногу, он сказал: «Ничего страшного, только синяк». Да, дело окончилось всего лишь синяком, но зато каким огромным. И ей было больно, больно, больно! А ему было плевать, плевать, плевать!
Она немного подышала, чтобы успокоится, подумала и в третьей строке написала «Скандальный характер». Если это было и преувеличение, то очень небольшое. Да, конечно, он никогда не начинал ругаться первым. Но ведь и она не начинала. Ссора вспыхивала совершенно непостижимым образом. В обыденной жизни всегда полно всяческих мелких проблем, которые, тем не менее, нужно постоянно решать. Стас, живущей своей работой в фирме, почему-то считал, что эти проблемы должны лежать исключительно на ее плечах. И когда она все-таки пыталась достучаться до его совести, делал непонимающий вид, который раздражал ее, потому что… Потому что она могла реагировать точно таким же образом, но не делала этого – должны ведь как-то решаться эти проклятые житейские проблемы. А у нее тоже была работа, которую она любила, и в ее системе тоже существовала карьерная лестница, по которой она мечтала подняться в заоблачные высоты. В конце концов, не он ли затеял скандал по дороге?