исчезли. Теперь вокруг были только голые и местами чем-то заляпанные гипсокартонные панели стен, в которых чёрными квадратами зияли окна, лишившиеся занавесок. На полу больше не лежали уютные дорожки, на стене не тикали ходики. Диван, который накануне так удивил Натку своим чересчур свежим для такого места состоянием, теперь выглядел как и полагалось бы выглядеть дивану, стоящему в строительной бытовке: покрытый пятнами, продавленный, в нескольких местах прожжённый сигаретами, без покрывала… Не стало и уютного настольного абажура, его заменила голая лампочка, висящая на проводе под потолком. Стол без скатерти оказался старым и колченогим, из шкафа исчезла посуда, а стекло одной его дверцы подёрнулись сеткой трещин.
– Так и будешь молчать? – мужик ладонью пихнул Натку в плечо, – Чё застыла-то?
Тут он сам застыл, подозрительно потянул носом, и его глаза сузились.
– Вот это, бля, от тебя тащит! Бухая? Нет здесь никакого Дмитрия, проваливай!
– Митрия… – забормотала Натка, совершенно сбитая с толку, – Митрий здесь был… картины были… я у него ночевала!
– Подожди, – мужик взялся за подбородок, – Митрий с картинами, говоришь? Да откуда же ты свалилась? Он кем тебе был?
– Д… друг, – прошептала Натка, чувствуя обморочную слабость, порождённую отнюдь не абстягой, а только что прозвучавшим зловещим словом «был».
– Друг, значит? – мужик хмыкнул, – Ну, выходит не очень близкий друг, раз до сих пор ничего не знаешь. Помер Митрий. Уж года два как помер.
Натка отступила на шаг, прислонилась спиной к закрытой двери, в которую совсем недавно так торопилась войти, прикрыла глаза и с трудом выдавила:
– Как помер? Как – два года? Он ведь…
В голосе мужика зазвучала тень сочувствия:
– Он же в прошлом запойный был, ты знала? Пил по-чёрному, бомжевал. А потом завязал резко, сюда работать устроился, рисовать начал. Говорят, здорово получалось. Я-то уже после пришёл, не знал его, только по рассказам помню. Ну вот работал, рисовал, хорошо всё было вроде. А однажды зимой его поутру замёрзшим нашли. Там вон, подальше через дорогу, на обочине. В сугробе лежал. А вскрытие показало у него в крови алкоголя запредельно просто! Вот так – сорвался человек, сил не рассчитал. А может сердце прихватило, с алкашами бывает после долгой завязки…
Натка смотрела себе под ноги, на заляпанный пол. Заляпанный до такой степени, что он никак не мог ещё вчера быть чистым. В углу, куда Митрий убирал её ботинки, теперь стояло треснутое ведро, забитое мусором до краёв.
– Нет, – прошептала она еле слышно, – Этого не может быть…
Мужик неловко похлопал её по плечу.
– И не такое бывает, чего уж теперь… Иди себе, нет здесь больше Митрия, царство ему небесное.
Натка с неожиданной для самой себя яростью отшвырнула его руку, и на этот раз крикнула во весь голос:
– Нет! Это неправда! Врёшь! Зачем ты врёшь?! Митрий ещё вчера был тут!
Мужик