в земле.
Тоска одолевает. Саша уже собрался уходить и не спеша спускаться с горки к себе в яму, как появился Даня с переполненными пакетами в руках. Высокий и худой с раскосыми глазами, черными патлами и длинными руками, как у обезьяны. Из пакетов торчали пластиковые горлышки бутылок, свернутый в трубочку лаваш и вермишель быстрого приготовления. Он поставил пакеты, из которых отразилась эмблема дешевого пива.
– А получше-то чего не взяли? – сказал Саша.
– Не пей, тебя никто не заставляет, – сказал Даня, – или купи сам.
Саша отвел глаза и ухмыльнулся.
Вслед за Даней выходили другие ребята так же с пакетами в руках. У всех выпивка. Раздали пластиковые стаканчики и разлили пенного. Саша не помнил разрыва между первым глотком и сплошным опьянением. Он помнил веселые выкрики что-то вроде тоста и беззвучное чоканье пластмассы. Помнил холодный и солоновато-горький вкус, от которого немного свело челюсть, и в следующее мгновение помнил, как еле удерживал тело на весу.
Основное веселье состояло из прыганья на месте, выкриков похабщины и пьяного смеха, от которого болела грудь. Были и те, кто сторонился шумихи. В укромных уголках крыши философствовали о нелегкой жизни. Саше не хотелось забивать голову дурными мыслями, поэтому он с умным видом уходил от задушевных разговоров обратно к пляскам. Что-то взбрело в голову, и он полез в рюкзак. Никто не обращал внимания, пока Саша не достал два баллончика с краской. Детская наивность возобладала над напыщенной взрослостью, Сашу окружили и засыпали вопросами: «Ты будешь рисовать? Можно мне попробовать? Давай вместе!» – и все прочее. А Саша надменно отвечал: «Да, нет, потом, может быть…»
Стаканы наполнились.
Саша достал незамысловатый рисунок из альбома и как бы прицелился. Он смотрел на стену, что-то вымеряя. Наконец встряхнул баллончик и принялся размалевывать зашарпанную бетонную перегородку, обрамляя кремовый цвет в густо фиолетовый. Все наблюдали. Внутри Саши искрилось самодовольство. Он вырисовывал свой псевдоним, прозвище, которым сам себя и наградил.
Саша не ведал, насколько опасно разрисовывать стены. Он и не догадывался, что через полгода за рисунок не в том месте ему разобьют нос, и кривая перегородка вместе с хроническим насморком останутся на всю жизнь. Краска на стене выцветет или ее закрасят, в конечном счете рисунок исчезнет, а сломанный нос – нет.
– Классно получилось! – сказал Митя, – я тебя познакомлю с пацанами, ты, наверно, слышал о них.
Он назвал несколько имен и, конечно, Саша слышал о них. Это известные ребята, которые много лет расписывали центр города. Началось и его восхождение на Олимп. Краска закончилась, и всё вернулось восвояси.
В стороне сидели двое парней на краю крыши, свесив ноги. Боли не почувствуешь, все накачаны алкоголем. А если выживешь и останешься калекой? Саша отмахнул мрачные мысли и подошел к краю. Он аккуратно заглянул вниз. Глаза забегали, голова немного закружилась. Казалось, земля так рядом и в то же время так далеко. Больно не будет. Нет ни будущего, ни прошлого,