в венах, ни самих вен. Нет даже воздуха внутри – только вакуум. Нечто подобное ощущалось с первым опытом. Хотя я никому и не признался, что это был первый опыт. Даже самому себе не хотелось признаваться, а сейчас оглядываюсь, и все как-то туманно и безразлично.
Открылись двери состава.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Пролетарская», – сказал холодный мужской голос. Он напоминал голос отца, который вернулся домой после изнуряющей вахты. В этом голосе нет заботы и ласки, в нем проглядывалась отрешенность. Голос объявлял остановки так, словно ты уже проехал свою станцию, потому что невнимателен. Поезд тронулся – мы погрузились во тьму. Когда покачиваешься в замкнутом пространстве вагона, когда свет над головой мерцает, а временами затухает, когда в уши проникает лишь монотонный стук и свист движения, кажется, что другого мира не существует. Есть только движение в темноту, во мрак и только. Нет выхода. Выход из вагона и выход на поверхность – иллюзия. На самом деле есть только бесконечное движение в поезде.
Свет моргнул, состав затормозил. Я очнулся.
«Пролетарская. Следующая остановка Ломоносовская», – мне ехать дальше, но холодный голос звучит как укор.
«Осторожно, двери закрываются».
Зашла невысокая девушка с короткой стрижкой. В руках у нее коробка из-под обуви. Девушка прижимала ее к груди. Она села напротив и с озабоченным видом поглядывала на коробку. Сбоку коробки проколоты дырочки. Тоже подарок? Состав с грохотом тронулся, и коробка чуть не выпрыгнула из рук девушки. По крайней мере, этот живой. Пока что.
Вновь кости и жилы рассосались – я полый сосуд. В коробке я и получил первый опыт. Нет, не сексуальный. Его я получил гораздо позже. Коробка – это небольшое футбольное поле, обнесенное деревянным забором. И в футбол там играли не так часто, как экспериментировали с алкоголем или с чем похлеще. Поэтому небольшая трибуна там всегда усыпана стеклянными и пластиковыми бутылками, окурками и пустыми сигаретными пачками, шприцами и завязанными узелком презервативами. Общество всегда придет к истокам, какие бы условия не создавались. И все же я стою на своей колокольне, а вы на своем маяке. Я бью в колокол, а вы пока что направляете прожектор на эти строки.
Девушка напротив зашевелилась и зашептала.
– Тихо, скоро выйдем, – доносились обрывки ее слов.
Мерцающий свет. Вспышка.
«Ломоносовская, следующая остановка Елизаровская».
Она встала и подошла к дверям. Я увидел отражение своего лица. Этот покосившийся набок нос. Я достал книжечку, исписанную моим чудаковатым почерком. Открыл вкладку на пустой странице и нацарапал: «Мальчик сидит в консерватории среди множества инструментов. Он думает: мне всегда нравилось сидеть в тишине после занятий, может, поэтому я стал глухим?» Я закрыл книжечку и уставился на коробку в руке девушки.
В тот день был урок физкультуры на улице, сентябрь выдался жарким. Все скопище класса организованной