слышались приглушенные голоса, один – басовитый, уверенный в себе – боярина, другой – тоненький, слабый – слуги:
– Ай, батюшко, может, еще веников из амбара принесть?
– Дак принеси! Чего ж ты раньше-то… черт!
Распахнув – такое впечатление – головой – низенькую банную дверцу, на улицу пулей вылетел тщедушный слуга. Не удержался на ногах, грохнулся едва ль не в навозную кучу, тут же и вскочил, бросился к маячившему невдалеке амбару.
– Там его и придержите.
Послав парней, Ремезов поправил натянутый на голову колпак и рванул дверь.
Следом сразу же ломанулись остальные, в числе первых – здоровяга Неждан. Так приложил в лоб дернувшемуся было боярину, что тот от удара запрокинулся наземь.
– Тихо ты, не пришиби! – озаботился Павел.
Кто-то из парней припал к боярской груди:
– Не, господине, не пришиб. Сердце то бьется.
– Ну, так раскладывайте его на лавке. Плети-то припасли?
– Обижаешь, господине.
Предбанник у вдовицы оказался просторным – со столом, с лавками – видать, когда-то любили тут сиживать, мед-брагу-пиво пить.
Плеснули боярину на лицо водицы, тут де и разложили – Окулко-кат приосанился, да со свистом плетью по толстому заду – жмых!
– Ой, ой! Помогите! – заверещал прощелыга Телятников. – Как, черти, посмели?! Да я вас…
– А ну-ка, посильнее его!
– Ой-ой! Не надо, не надо… За что-о?!
– Сам знаешь – за что. Поклон тебе с Заболотья.
– У-а-а-у-у-у-у-у!
Волком завыл боярин, забился, задергался… Не ускользнешь, чай, не угорь!
– Господине, – приоткрыв дверь, озабочено промолвил один из посланных за слугою парней. – Вдовица на крыльцо вышла. С баклагою. Может, ее…
– Подождите, я сам. Что со слугой-то?
– В амбаре заперли. Вот и вдовицу б туда!
– Говорю же, подождите с вдовицею, ее лучше в избе запереть – все теплей. Где, вы сказали, старушка-то?
– На крыльце.
Выскочив из бани, боярич поспешно подбежал к крыльцу, скинув по пути колпак – не пугать же пожилую женщину. Сразу же, у крыльца и столкнулся с закутанной в длинный плащ фигурой, да голос встревоженный услыхал:
– Кто таков? Сейчас велю псов спустить.
– Так-то ты, уважаемая, гостей встречаешь? Вот, заглядываем во все избы – на праздник, на хороводы звать.
– Была я уже на празднике, – с усмешкой отозвалась вдовица. – С утра еще. А уж хороводиться – стара. Одначе благодарствую, что не забыли, позвали… Что же мы тут стоим? Проходи в дом.
– В дом так в дом – как скажешь.
Вдовушкина изба – не хоромы, конечно, но все же довольно просторно, уютно даже – не так поразила Ремезова, как сама хозяйка, в свете сальных свечей оказавшаяся не такой уж и старой: сей миловидной черноглазой женщине на вид вряд ли было больше тридцати. Ну, для этой эпохи, конечно – уже пожилая.
Примерно столько же – если не меньше, было и старушке-матушке – по Шекспиру – Джульетты.
– Ну, что