Ну, надо же!
– А ты меня совсем уж за дуру счел? – вдовица прищурилась. – Обидел, обидел ты меня, гость.
– Как же вину свою загладить? – прошептал Павел, давно уже тонущий в зовущем взгляде сверкающих карих глаз.
– Просто поцелуй меня… по-братски – в уста. За-ради праздника.
– С охотою…
– Знаешь, когда-то у римлян был такой праздник – Сатурналии…
Их губы встретились… и словно проскочила искра, упала на лужу бензина, и яростно вспыхнуло пламя.
Павел целовал отнюдь не по-братски, а вдовушка не противилась, наоборот, уже сама сняла с гостя пояс… рубаху… целуя, целуя, целуя…
Молодой человек, не в себе от вдруг нахлынувшей страсти, сорвал с томно посматривающей женщины паневу, убрус… Ах, какие у нее оказались волосы! Густые, вьющиеся, с рыжиной – медно-змеиные, как пел когда-то Вертинский.
– Пойдем… пойдем – тут рядом – в опочивальню.
Уложив гостя в накрытую медвежьей шкурой постель, вдовица сняла с себя платье, явив такую фигуру, что молодой человек застонал, словно дикий зверь, бросился, схватил женщину в объятья. Нежная теплая кожа… горячее дыханье… сверкающие глаза. Ах, какая упругая грудь… накрыть губами соски… так… Теперь – пупок… а вот сейчас…
Вдовица изогнулась со стоном:
– Ох, милый мой вьюнош!
Им было хорошо, очень… жаль только, что все быстро кончилось. Хотя, если подумать – не так уж и быстро.
– Славно как! Я рада. Теперь помоги-ка одеться. Скоро боярин мой с бани придет.
– Догадываюсь, кто твой любовник.
– О том все давно знают. Кто-то осуждает, а кто-то… я все ж вдова. Покровитель нужен – дети еще юны. А боярин мой – тоже вдовец.
– Чего ж не женитесь?
– Ага, нужен мне такой муж! Да и кто я? Простая женщина, пусть и не бедная, но простая. Не боярыня, не княжна.
– Клеопатра.
– Если хочешь, узнаешь и мое имя. Но лучше не надо – пусть будет так, как у римлян на Сатурналиях. По-праздничному. На вот, бражицу – пей! Я рада – нынче и у меня нежданно – праздник.
Вдовица откинулась к стене и расхохоталась:
– Ты пей, пей. Да собирайся уже – пора. Скоро и боярин мой из бани вернется.
– А он что за человек? – Павел спросил так, словно бы между прочим.
– Да так, разное люди болтают. Доподлинно знаю – племянница от него недавно сбежала с ляхами. Красивая, умная… Боярин ее за заболотнего бирюка Павлуху хотел отдать – дать чуть приданого, да обменять девицу на землицу. А вот, обхитрила всех девка – сбежала. Зачем ей с бирюком жить?
– Да-да, – откланиваясь, уязвленно прошептал Ремезов.
В баньке уже все было, пожалуй, кончено – боярин Онфим Телятников так и лежал на лавке телешом, с исполосованным плетью задом, постанывал.
– Отойдет, – обернулся к Павлу кат. – Ну, что, идем, господине?
– Идем.
Перемахнув через плетень, парни уже минут через пять водили хоровод с местными девками, прыгали через костер, пели… Правда, недолго – вскоре, попрощавшись, ушли, повскакивали в седла да погнали домой выкрашенною