отца! Де Конн уже открыл было рот, чтобы отозваться, но окружающее, словно имея собственные уши и рты, вкрадчиво-испуганно напутствовало:
– Не слушай его!.. Не буди его!..
Надо было уйти от них, от этих приросших к его ушам стен и мебели. Он миновал коридор, прошел в свой кабинет, а оттуда – в библиотеку. Почему его тянуло в зал с книжными полками?
Библиотека оказалась пустой и мрачной, голые кирпичные стены одиноко стремились ввысь, пропадая в ночном небе.
– Он здесь… тихо… – твердили навязчивые вещи за дверями.
Вдруг все качнулось: пол, стены. Маркиз застыл. Привыкший к землетрясениям на побережье Тихого океана, он определился, где лучше находиться при более сильных толчках. Но земля стихла. Замер в ожидании и де Конн. Минута, другая. Он напряг тело и слух. Где-то со стороны кабинета доносились хлюпающие звуки и тихий напев. Молитвы? Дверь тихо приоткрылась, но пролет вел не в кабинет, а вниз, в подземелье. Ступеньки иные, стертые, покрытые пылью. Маркиз потянул носом. Запах множества старых сальных свечей. Подземелье казалось знакомым, но он мог поклясться, что никогда здесь не был. Это не его дом! Везде: на подоконниках, выступах, столах, стульях – болезненно слабым огнем мерцали масляные плошки. Нестерпимо воняло паленым мясом… Посередине (узкий стол, над ним – высокая тень) – человек в полуистлевшей монашеской робе. Знакомый ларец со снадобьями на стульчаке. Отцовский. Маркиз приблизился к столу. Кто-то лежал на нем. Изуродованное тело девушки. Незнакомец в балахоне, напевая молитву, зашивал на ней глубокую рану, тянувшуюся от бедра к ребрам. Со стола на потрескавшийся каменный пол капала цедившаяся кровь.
– Та́йта? – позвал де Конн.
Тень не шелохнулась. Маркиз сделал шаг вперед. Нет, фигура не так высока. Отец был коренаст, с плечами шириной в косую сажень, но выше своего сына. Де Конн присмотрелся к несчастной на столе. Она была нага, с распоротым животом, покрытая кровавыми подтеками, белая до синевы. Девушка не двигалась, а лишь таращила глаза на своего «лекаря». Тот, закончив с еще одним швом, принялся вдевать очередную нить в крюкообразную иглу.
– Что вы делаете? – спросил де Конн незнакомца. Он привык к кровавым сценам, но эта девушка казалась ему знакомой.
Незнакомец вздрогнул и поднял голову.
– Разве ты не знаешь? – раздался над столом мягкий голос, и зеленоватые огни блеснули из-под капюшона. – Принимаю твои роды!
Волосы зашевелились на голове де Конна. На него пустыми бесстрастными глазами смотрело его собственное Я, но невероятно состарившееся, иссушенное, пораженное язвами проказы. Де Конн в смущении отступил, его взор опустился на распростертое тело.
– Матушка?!
Он осекся. Несчастная повернула лицо к маркизу. То была уже не его мать! То была Изабелла де Сварро, его жена, убитая двадцать лет назад!
– С днем рождения, милый, – произнесла она голосом столь мягким и бархатным, что от боли воспоминания о ней у де Конна перехватило в горле…
Вдруг невидимая сила толкнула его к стене