ответ, но решимости не убавил, и миновали считанные часы, как она ударяла огромное железное кольцо о ворота тюрьмы. Разнесшийся гул вспугнул сидевшую на скалах стаю черного воронья. Их проклятья еще долго затихали в сизых тучах поднебесья. Такое начало ничего доброго не предвещало.
Так и случилось: ей пришлось долго потоптаться по липкому снегу, пока какой-то страж не отворил ворота, но на просьбу увидеть начальника тюрьмы ответил отказом, примолвив при этом, что тот уехал далеко, но, если надо повидать кого, то и он может помочь в этом деле. Девушка обрадовалась неожиданному повороту событий и попросила ее свести к Лутацию, заключенному сюда на днях. Страж на эти слова никак не отозвался, как-то странно смотря на нее. Аврора быстро смекнула, в чем задержка, и сунула ему в руку золотой. Его лицо просияло от радости, и добрым тоном он сказал, что приведет его наверх на прогулку, а она пока может побродить по этому чудному двору. Аврора юркнула вовнутрь, сказав, что тот получит еще золотой, когда приведет Лутация, и запоры за ней с шумом захлопнулись.
Пока страж ходил в темницу, Аврора не теряла зря времени, разгуливая по двору, подошла к отвесной скале, с которой наверняка не раз и не два сбрасывали приговоренных к смерти.
«Жуткая казнь и жуткая смерть», – подумала Аврора, следя, как далеко-далеко внизу об усеянный остриями скал берег бьется буйный Тибр, вздымая в воздух тысячи мелких брызг. Аврора стояла и смотрела на эту могучую реку, что несла свои воды через весь Рим, на эту когда-то питательную вену города. Когда-то в ней была чистая вода, пока гордые человеческие сыны и дочери не стали сбрасывать в ее широкие воды отбросы и помои, грязь и кровь. Сейчас эта река боли – как мутное бельмо на глазу каждого человека, ответственного за свои деяния. Какие, должно быть, ледяные у нее сейчас воды, готовые принять к себе в подводные чертоги очередную жертву, какая вопиющая жестокость совершается людскими руками!
Аврору вывел из задумчивости приближающийся страж. Почему-то он вернулся один, без Лутация. Лицо его живо передавало болезненную боль утраты и тяжкое сознание вины.
– Мне есть, что вам сказать, благородная женщина. Но боюсь, что эти вести не принесут вам радости, я видел, насколько сильно вы хотели увидеть этого мужчину.
– Говорите же, где он, и почему я не вижу его? В сторону пустые разговоры. – Аврора разве что не подпрыгивала от нетерпения, топталась на месте и требовала ответа.
– Тогда я должен буду вам поведать, что заключенного Лутация камера совсем пуста; чиста, как будто, там никого и не было – видать, прибрали. Но как быстро!
Аврора недоуменно моргнула глазами, пытаясь понять: можно ли верить своим ушам, и что же это значит, где же он тогда? Страж заметил ее рассеянный вид и с какой-то гордостью поспешил заверить ее в том, что он, не будь растяпой, обычно все разузнавал у местных управителей, и поторопился сказать:
– А знаете, оказывается, со вчерашнего вечера в непонятной для меня спешке