произнёс Нерра.
Граф де Эслуа понимал, что юнец пьёт первый раз, его организм ещё не приспособился к пагубному действию спиртного. Он подошёл к оруженосцу, похлопал Контевиля по плечу.
Насмешливо просил:
–Ну-ка, опиши состояние.
–Желудок муторно тянет, сердце скачет, в горле желчь и горечь…и что-то ещё ноет протяжно и устало, может, душа?
–Когда душа ноет – это ещё цветочки, моя вот пока не опохмелится – трясётся вместе с телом,– поделился ощущениями Люзин.
Роберт налил пол кубка вина и всунул в руку Эрлюину.
–Пей сейчас же,– потребовал он, хотел ещё пригрозить, но зачем выставлять оруженосца в неприглядном свете…
Парень нехотя исполнил. А сеньор проникся к Эрлу уважением: юноша не выслуживается, не старается понравиться, он имеет своё мнение…да он разговаривает с сюзереном почти на равных! Сильная вырастит из него личность.
Эслуа ещё раз хлопнул оруженосца по плечу, довольный его послушанием.
Затем он предложил графу Анжуйскому:
–Оставайся у меня ещё на неделю. Завтра устроим грандиозную охоту, которая может затянуться на пару дней, после опять отметим это событие, попробуешь моё вино…
–Конечно, я рад погостить у Вашего Сиятельства подольше,– принял приглашение Нерра.
Малышка Гарлева проснулась ранним утром и тёрла глазки, когда услышала грозный голос отца:
–Кто обкорнал волосы сестре, словно она овца?
Мальчики переглянулись и воззрились на бесстыжую Вульфгунду. Та прятала глаза. Люсьен сжал кулаки и подскочил к ней. Отец оттащил старшего сына от несносной девчонки.
Гарлева ощупывала подстриженные волосы и ревела.
–Это ты обрезала волосы сестре?– навис Урсольд над Вульфгундой.
–Это не я, это бесы,– лепетала дрянь.
–Ещё и трусиха,– махнул на неё рукой отец.
–Ты сгоришь в аду!– пугала Гарлева злодейку.
–Нет, я замолю грехи,– ехидничала та, показывая сестре язык.
–Хотел взять в гости к дяде вас обеих, теперь же со мной пойдёт только Гарлева,– распорядился Урсольд.
Слёзы младшей сразу высохли, старшая же что-то злобно пыхтела под нос.
Девочка надела новый фиолетовый опашень (мужская и женская одежда свободного покроя, с длинными, сужающимися к запястью рукавами) из нанки (грубая плотная хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи). Папаша Шаррон был горд, что его дети не носили одежды из поскони (мужская особь конопли, домотканая холстина).
Мать сунула в руку дочери железный гвоздик, чтоб, проходя мимо чужих людей, ребёнок не пострадал от дурного глаза. Затем укутала в длинную, тёплую кофту из козьего меха. На голову повязала длинный тёмно-сиреневый платок.
В лесу листва, что ещё не спешила облетать с деревьев, перешёптывалась между собой таинственно, запутанно, на своём непонятном для человека языке. Отец и дочь переглядывались и улыбались друг другу; солнечные зайчики играли на их лицах, пробиваясь сквозь пустоты меж поросших зеленью ветвей.
Фантазия ребёнка разыгралась, она спрашивала:
–Папа,