буфета имеет привилегии… Адек усмехнулся в усы, а Ваца, зардевшись, наколол на вилку маленький солёный огурчик.
– Что да, то да, – сказал он многозначительно и положил огурчик на Евину тарелку. Ева чуть сморщилась, но ничего не сказала. Сгорбившись, она расправила складки на платье.
Пани Влашува, кашлянув, села во главе стола, поправила одну из свечей в большом бронзовом подсвечнике и, кашлянув ещё раз, подняла бокал.
– Сегодня день рождения отца, – провозгласила она, указывая на портрет мужа. – Дмитр всю жизнь работал на благо своей страны, своей семьи, своих друзей… Что бы ни происходило.
На этих словах пани Влашува чуть повернулась, кивнув Еве, и Адек с Вацой тоже посмотрели на неё. Ева почувствовала тошноту. Запах пирога, пробудивший в ней если не волю к жизни, то её отголосок, сейчас показался ей невыносимым. Поняв, что идея придти сюда была ошибкой, Ева лихорадочно стала придумывать маневр отступления – но в «зал» заглянула Мира. Вытерев руки о передник, надетый прямо поверх выходного платья, она спросила, близоруко щурясь:
– Заносить пирог-то?
– Заноси, – позволила пани Влашува.
После того, как от пирога остались лишь крошки, Адек, нисколько не стесняясь дам за столом, распустил брючный ремень и закурил. Ваца же, сначала досаждавший Еве пустыми разговорами о погоде и примолкший на время еды, тоже засмолил сигаретку и вновь раскрыл рот:
– Чудесный пирог, не правда ли? Вы ведь любите готовить? Если хотите, мама поделится с вами рецептом.
Ева поглядела на половину куска на своей тарелке, искромсанную едва ли не в пыль, и медленно кивнула. Пани Влашува же растянула губы в улыбке.
– О-о, меня научила свекровь… Вы заметили, что тесто тает во рту? Там есть небольшой секрет, но я расскажу вам его только с глазу на глаз.
С этими словам пани Влашува встала, забрала тарелку у дымящего Адека, у Вацы и, взяв свою, подмигнула Еве:
– Оставим мальчиков наедине с их разговорами.
Ева поднялась на ноги, вытирая вспотевшие ладони о подол платья, и последовала за пани Влашувой.
– Мира, отдохни, – сказала пани Влашува невестке, заходя в кухню, и та, пожав плечами, слезла со своей табуретки и вышла. Составив тарелки в мойку, пани Влашува отёрла руки салфеткой и, повернувшись к Еве, потрепала её по щеке. Невольно отстранившись, Ева пробормотала слова извинения, но пани Влашува покачала головой.
– Я понимаю, как тебе тяжело. Я потеряла мать в шестнадцать. Тебе двадцать лет…
– Двадцать три, – прошептала Ева, ковыряя шов платья.
– Конечно, всё это случилось так не вовремя, – продолжила пани Влашува. – Адеку тоже грозят увольнением – он вчера сказал мне, что с фабрики выставили ещё сорок человек… Ты не нашла ещё работу?
– Не нашла.
Смахнув с клеёнки на столе просыпанную муку, пани Влашува мягко улыбнулась.
– Ты всегда можешь попросить у нас о помощи, Ева. Помни это. Мы не бросаем друзей.
Потерев ладонью затылок, Ева исподлобья взглянула