кровать и, забыв погасить свечу, моментально уснул.
7
Скоро выбраться к Нечволодовым у Лермонтова не вышло: на другой день он участвовал в армейской джигитовке, регулярно проводимой в полку, дабы поддержать уровень кавалерийского мастерства, а потом Безобразов пригласил его вместе поохотиться на лисиц и зайцев – то-то было весело! По вечерам играли в карты, пили вино и рассказывали воинские байки. Иногда Лермонтова просили почитать стихи. А 7 ноября в Караагаче появился Александр Одоевский[24] – тут уж вовсе стало не до отставного подполковника и его жены!
Александр Иванович был пригож лицом и немного напоминал Лермонтову отца: выше среднего роста, сократовский лоб, синие печальные глаза с поволокой. Вместе с друзьями он был 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, после его арестовали и заключили в Петропавловку. По суду он получил пятнадцать лет каторжных работ, отбыл семь, а затем по указу императора оказался рядовым на Кавказе. Выглядело дико: он, 35-летний мужчина, дворянин – без званий, а мальчишка Лермонтов, на 12 лет моложе – офицер, корнет и с двумя слугами!
Познакомились они еще в Ставрополе, подружились, обнаружив взаимную симпатию, и вот теперь увиделись снова.
– Как там поживает гостиничка Найтаки? – спросил Михаил. – Много наших осталось?
– Да почти все разъехались по своим частям, – ответил Одоевский. – А гостиничка – что ж? Беззаботная, шумная, пахнет пирогами с капустой. И клопы кровожаднее волков.
Посмеялись.
– Я, должно быть, скоро ее увижу. Жду приказа из Петербурга.
У приезжего глаза стали грустные.
– Вам везет, мон ами[25]. Мне России вовек не увидеть.
– Полно огорчаться, Александр Иванович! Мы за вас будем хлопотать.
– Хлопотать, конечно, нелишне, но при жизни Николая Павловича снисхождения мне не выйдет.
– Не зарекайтесь. Бог милостив, и его величество иногда не чужд сантиментов.
Одоевский поморщился.
– Это дурно, если в стране человеческие жизни зачастую зависят не от закона и не от суда, а от мстительных или сентиментальных чувств одного человека.
– Се Россия, батенька.
– В том-то все и дело. В Англии и Франции конституция – в порядке вещей. А у нас за призыв принять конституцию либо вешают, либо ссылают, либо отдают в солдаты.
Чтобы переменить тему, Лермонтов сказал:
– А хотите, я замолвлю за вас словечко перед Безобразовым, и он включит вас в команду ремонтеров? Вместе съездим за карабахскими скакунами?
У Одоевского заблестели глаза.
– Ну, конечно, замолвите. Буду только рад.
– Значит, договорились.
Безобразов вначале сомневался, не хотел пускать ссыльного в далекое путешествие – вдруг сбежит, а ему отвечать. Да и Лермонтов не имел у начальства репутации законопослушного человека, но тот, резвясь, предложил:
– А изволь, Сергей Дмитриевич, спросить совета у карт.
– Это как же, Михаил Юрьевич?
–