в глазах появился испуг.
– Я должна кое-что сказать вам, дети. – Бабушка говорила тише, чем обычно. – Произошел несчастный случай. – У нее дрогнул голос, она закашлялась, прочищая горло.
Неужели она плачет? Бабушка никогда не плакала. Отец говорил, у нее стальное сердце.
– Ваши родители…
Она замолчала, а Оливер вздрогнул, словно его ударили.
– Мама и отец… они умерли, – закончил он за бабушку каким-то чужим, безжизненным голосом.
Гейб не сразу понял эти слова. Умерли? Как та малиновка? Он оглядел всех, ожидая, что кто-то опровергнет слова брата.
Но этого никто не сделал.
Бабушка вытерла глаза, расправила плечи.
– Ваша мать по ошибке приняла вашего отца за злоумышленника, проникшего в охотничий домик, и застрелила его. А когда поняла свою ошибку, сама… застрелилась.
Минерва, которая стояла рядом с Гейбом, заплакала.
– Нет. Нет, не может быть, – твердил, качая головой Джаррет. – Как такое может быть?
Оливер подошел к окну, у него заметно тряслись плечи.
У Гейба в голове неотступно вертелся глупый стишок из учебника:
И все птицы вздыхали и всхлипывали,
Когда услышали колокольный звон
На смерть бедной малиновки.
Все, как в этом стишке, только без колокольного звона. Гейб не знал, что делать. Бабушка без конца повторяла, что они не должны никому говорить об этом. Но ее слова были лишены всякого смысла. С какой стати он захочет говорить об этом? Он даже поверить в случившееся не может.
Может, это ночной кошмар. Он проснется и увидит отца.
– Ты уверена, что это – они? – дрожащим голосом спросил Гейб. – Может, это кто-то другой застрелился.
– Уверена, – горестно подтвердила бабушка. – Мы с Оливером… – Сморщив лицо, она подошла и обняла их с Минервой. – Это большое горе, дорогие мои, но постарайтесь быть сильными. Я знаю, как это трудно.
Минерва продолжала плакать, и бабушка еще крепче прижала ее к себе.
Гейб подумал об отце, уезжавшем на пикник, и матери, спешившей на конюшню. Неужели он видел их в последний раз? Разве такое возможно? Теперь он уже никогда не сможет сказать отцу, что сожалеет о том, что посадил Минерве в волосы паука. Отец умер с мыслью, что Гейб – плохой мальчишка, который не хочет извиниться.
Глаза его наполнялись слезами. Он не позволит увидеть свои слезы Джаррету и Оливеру, а то они подумают, что он ведет себя как девчонка. И он выскочил из комнаты, не обращая внимания на испуганный крик бабушки, и помчался к конюшне.
Там стояла тишина; грумы ушли ужинать. Добравшись до стойла Джеки-Боя, Гейб упал на пол и заплакал.
Гейб не знал, сколько он пролежал здесь, рыдая, но спустя некоторое время в стойло зашел Джаррет, наклонился над ним и положил руку ему на плечо.
– Ну хватит, парень, встряхнись.
– Я не могу! – Гейб снял со своего плеча руку брата. – О-они умерли и н-никогда б-больше не вернутся-я!
– Я знаю, – неуверенно согласился Джаррет.
–