меня сожгли как колдуна? Эйнштейн говорил, что преодолеть предрассудок труднее, чем расщепить атом, а смерть – строжайшее табу. К тому же мне самому надо быть там, в ту самую минуту, а это невозможно…
Камилла (серьезно). И кто же был бы для тебя идеальным подопытным?
Фред. Идеальным? (Задумывается.) Это должен быть… Тот, кто будет кончать с собой всеми возможными способами, под моим контролем, и чтобы я возвращал его к жизни снова и снова, после каждой попытки! Но сколько же времени мне понадобится, чтобы найти такого? Чтобы убедить его сотрудничать со мной? Я наверняка умру раньше, чем повстречаю его, и труд всей моей жизни, эта надежда человечества, уйдет вместе со мной…
– Эта история с волшебной коробочкой – совершенно нечестный ход, – заявляет Жером. – Неужели ты думаешь, что этого хватит для ее спасения? – И великодушно добавляет: – Но пусть ей дадут второй шанс.
За компьютер садится Матильда.
Помолчав немного, Камилла провожает своего дядюшку к двери.
Камилла. Когда-нибудь ты найдешь своего подопытного, я уверена.
Она целует его и закрывает дверь. Опять берет револьвер и приставляет его к виску. Крепко зажмуривается, собираясь нажать на спуск.
Вдруг чья-то рука обезоруживает ее. Она ошеломленно оборачивается. Перед ней Джонас.
Камилла. Кто вам позволил сюда войти? Даже мои родные сперва стучат в дверь.
Он вынимает патроны из барабана.
Камилла. Убирайтесь!
Джонас. Знаете, а ведь я мог бы вас арестовать за незаконное хранение оружия.
Камилла. Это отцовский. Не осмелитесь же вы конфисковать последнее, что у меня осталось от папы.
Он хочет обнять ее, но она его отталкивает.
Джонас (сухо). Ладно, раз уж вы так хотите умереть, мне это может пригодиться. Слыхали о Педро Менендесе по кличке Уайт?
Камилла. Это ведь террорист?
Джонас. Он сейчас в Париже, и скоро волна терактов захлестнет столицу. Но хуже всего, что мы не можем это остановить. Он – мозг организации, хотя сам всегда держится в стороне. Его не за что привлечь. А он дразнит нас – живет у всех на виду, в шикарном парижском отеле. Сотни невинных людей погибнут, а мы ничего не можем поделать.
Камилла. А я-то чем могу помочь?
Джонас. Мы уверены, что устранение Менендеса означает и смерть всей его организации. Но законные средства тут не годятся. Нам просто нужно его убрать, вот и все.
Камилла. Так вы мне предлагаете сыграть роль камикадзе?
– Не сумев удержать ее от самоубийства, он хочет возвысить ее смерть – разве это не доказательство любви? – вопрошает Матильда.
Пусть меня повесят, если в четыре часа утра у зрителя еще будет спрос на подобную психологическую галиматью. Но логика в сцене есть, и я охотно развил бы ее чуть дальше. Идея, что в этом доме нельзя спокойно покончить с собой, начинает мне нравиться.
Достаточно оттолкнуться от грубой, но здравой посылки: тот, кто знает, что ему осталось до смерти всего несколько часов, наверняка впервые в жизни испытает чувство небывалой