на меня озадаченно, как бы извиняясь за что-то. В этот момент он показался мне несерьёзным мальчишкой, совершившим очередную глупость. Но я не нашлась, что ответить ему.
III
Прошло несколько дней. Наши отношения с Генрихом стали постепенно налаживаться, продвигаясь по спирали от рукопожатий к поцелуям. Я уже не думала о Вадиме, его образ постепенно удалялся от меня, превращаясь в далекую точку на горизонте.
Не буду скрывать, с Вадимом было связано много такого, что мне бы хотелось забыть, что и сейчас вызывает у меня недоумение, даже раскаянье. Как, например, та поездка на рыбалку с супругами Зелениными, когда мы (можно сказать, одной семьей) неожиданно попали на лесную речку Пижанку, и поставили там на пологом песчаном берегу две палатки ярко-оранжевого цвета, какие-то совершенно чуждые окружающей нас природе, где уже преобладали мягкие полутона увядания.
Помнится, этот день был суматошный и веселый, какой-то удивительно длинный от чередования разных дел и привыкания к новой среде обитания. Мы все вместе ловили рыбу, переходя по берегу, густо заросшему осокой, от омута к омуту, от одной манящей заводи к другой. Мне почему-то казалось, что в следующем месте клев будет лучше, рыба крупнее.
Иван Зеленин с высокого песчаного откоса со свистом закидывал спиннинг, и каждый раз при этом сам вытягивался, как струна. Его блесна ярко блестела в полете и резко шлепалась на середине реки, увлекая за собой в коричневую глубину тонкую паутину лески. После этого он начинал трещать катушкой и шагать вдоль берега, ловко маневрируя между зелёных кочек, попадая то в свет, то в тень. Под его болотными сапогами то и дело смачно чавкала грязь, он раскачивался из стороны в сторону, и было видно, под загнувшейся полой его шляпы, слипшиеся от пота курчавые волосы.
Потом возле своего поплавка я заметила полосатого щуренка, на половину запрятанного под круглый лист лилии и долго наблюдала за ним. Он был нарочито неподвижен, притворно – равнодушен пока рядом не появился зазевавшийся малек. Когда серебристая рыбешка подплыла достаточно близко, последовал бросок, и обе рыбки исчезли из вида.
После обеда ко мне подошла жена Ивана – живая темноволосая женщина с нестареющим, всегда улыбающимся лицом. Она сказала, что нашла совсем рядом спелую бруснику. Надо бы туда сходить, а то ей одной страшновато. И хотя у меня не было настроения идти в лес, я не смогла отказаться, пошла.
Мы поднялись по широкому склону, заросшему тонкоствольным сосновым молодняком на сухую гриву, залитую солнцем, потом спустились в пасмурную низину, где резко запахло багульником. Наши ноги стали по щиколотку утопать в зелёном и влажном мху. На нашем пути попадались то огромные еловые выворотни, с пугающе раскоряченными корнями, то влажные полусгнившие валежины, наполовину заросшие мелкими грибами. Попадались нам и чахлые кочки в глянцевитых метелках брусничника. Но ягод на них не было видно. Только всполохи света в прорехах между деревьями, да густая еловая тень. Ольга уверяла, что ягоды где-то тут.