ДБ начал было рассказывать, но почувствовал, что в присутствии Лены мысли ускользали у него. – Я многого не понимаю… Ташу́нке Уитко́ был величайшим воином. Он категорически не принимал то, что мы называем цивилизацией… Деньги, диктат государства, торговля землёй и лесом, захват недр в частную собственность… Мы все – дети природы, даже если не осознаём этого. Мы рождены Землёю, но – задумайтесь только! – люди осмеливаются торговать землёй! Да-с, осмеливаются продавать и покупать землю… А потому… Потому я считаю своим долгом… Впрочем, о чём это я? Совсем утерялась нить рассуждений… Что такое деньги? Величайший обман, на который пошло человечество. Величайший мыльный пузырь! Пшик! И вот этот самый пшик меняют на землю. Земля не может быть товаром, но ею торгуют! Её никто не производил, она никому не принадлежит, никто не имеет права брать её в собственность! Вот какая получается петрушка… Моя позиция, с точки зрения матёрого коммерсанта, крайне уязвима и наивна, но мои взгляды таковы, каковы они есть. Вероятно, в этой точке зрения большинство людей и увидит «детскость». Вы ведь этим словом заклеймили моё «индейское» пристрастие? Что ж, не стану спорить. Называйте это как угодно. Но ведь сказано: «Будьте как дети малые»…
– Ты слишком романтичен. – Лена неожиданно перешла на «ты» и положила руки ему на грудь, как если бы давно и близко знала ДБ. – Чрезмерная поэтичность может навредить… Тебе не надо было…
– Чего не надо?
– Знаешь, – она словно не услышала его вопроса, – я рада, что мы встретились.
– Это подарок свыше, – вздохнул он и потянулся к её губам.
– Свыше. – Лена не отстранилась и позволила его рту коснуться своего. – В нашей жизни всё приходит свыше… Только тебе не следует быть поэтом. Или же просто взгляни на всё иначе. Ведь на самом деле жизнь поэта лишена всякой лирики. Наоборот, он специально лезет в навозную кучу и увязает там поглубже, чтобы можно было плакать о красоте. Он сочиняет ей гимны и сам же исполняет их, как волшебные заклинания. Чем сильнее давят сортиры, тем сильнее прорывается в поэте фонтан цветов и очарования. Художник, чтобы избавиться от них, рисует свой особый мир и ныряет в него с головой.
– Да, я это прекрасно понимаю, – согласился ДБ, – сказки утекают сквозь пальцы.
– Не думай об этом. Мы мечтали друг о друге, и теперь мы вместе… Мы ведь мечтали? Мы ждали друг друга, правда? Пусть я на самом деле не та, кого сотворило твоё воображение, но ты увидел во мне то, что хотел. Что ещё надо? Пользуйся тем, что дано.
– Значит, ты тоже думала обо мне?
– Конечно. Только я не помнила твоего лица. Теперь я его вспомнила, узнала.
Голос Лены стал тёплым, ему невозможно было сопротивляться.
Небо угрожающе похолодело.
ДБ поднял глаза к налившимся тучам.
Почему понимание приходит с опозданием? Впрочем, разве обыкновенный человек способен осознать, что мгновение, в котором он пребывает, в следующую секунду уйдёт навсегда? Разве может обыкновенный человек изменить время? Боль – вот удел человека. Бесконечное терзание,