когда вернулся вслед за Максимом в капище.
– Князь не поверил тебе. Он решил, что это я тебе рассказал про его дочь, про сватовство Владимира. И мне, получается, не поверил, – печально вздохнул Дедята, – но я-то знаю, что слова тебе об этом не говорил!
День уже израсходовал свою силу, и солнце, нещадно напекавшее тело, склонилось к закату.
– Хочу искупаться на реке, – не столько спросил, сколько поставил в известность Максим.
– К Божене не подходи! – строго зыркнул на Максима Жрец.
– Растолкуй.
– Она другому сосватана. По закону нашего рода и племени своих женщин мы отдаем замуж за мужчин другого племени, а они отдают в третье племя, третье отдает своих женщин нам. Это делается многие века, чтобы мир был между племенами на нашей земле. И мы давно вражды между собою не знаем и вместе набеги кочевников да половцев отражаем. И нарушить закон нельзя. Не может из-за одного страдать весь род. Божену забудь. Не гневи меня. Ты дашь ей надежду, вернешься в свое время, а она и Глеб будут страдать. Да и не ровня ты ей.
– Мне кажется, я люблю ее, – неуверенно произнес Максим.
– Ослушаешься – накликаешь на себя наказание. Тогда обиду не держи. Привяжут вас лицом друг другу. И будете так стоять три дня и три ночи. После того не то что любить – ненавидеть друг друга станете.
Максим безжизненно опустил голову.
– Ну, так я искупаюсь?
– Только не балуй!
Максим уныло добрел до Полоты, небольшой, но красивой реки, делящей город пополам. Только сегодня Максим заметил, что на возвышенности, где находились палаты Князя, капище, воеводство, избы горожан были повыше, покрупнее и по своей сложной архитектуре больше походили на терема. Налицо было деление города на аристократический квартал и поселения простого люда.
На реке женщины стирали белье, весело смеясь, поглядывали в сторону Максима.
Максим примял ковыль и растянулся во весь рост, щуря глаза на голубое небо, озаренное ниспадающим за горизонт солнцем.
«Благодать Божья», – подумал Максим, но на душе у него было грустно. Уже стало смеркаться, когда за кустами он услышал шорох. «Божена», – угадал Максим по тому, как внезапно она появлялась. Из-за кустов показался милый сердцу образ.
«Ниндзя отдыхает», – озорно подумал Максим, но тут же сник, вспомнив слова старца.
– Глебушка, – прижавшись к нему, с воздыханием молвила Божена и посмотрела ему в глаза, полные тоски и тревоги.
– Нам не надо больше встречаться. Ничего хорошего из этого не выйдет. Мы восстанем против рода и погубим свою жизнь, – уныло произнес Максим.
– Дедята не сделает нам ничего дурного. Ты же внук ему, а я княжеская племянница.
В глазах Божены горел задор, и Максим чувствовал себя нюней. Он прижал ее к груди, запустил пальцы в гриву густых, ароматных волос и долго целовал ее губы, пахнущие почему-то молоком.
– Боишься, что нас накажут? – пытливо глянув в глаза, спросила Божена.
– Суть не только в этом.
– Бог ты мой! А в чем еще?! – глаза Божены метнули яростный