в колонию, одну из них заберут.
В это время из камеры опять послышались крики, больше всех кричала Таня.
– Пока ее не переведете, я в камеру не зайду, или же мы все объявим голодовку, почему только наша камера должна терпеть больных женщин в таком количестве?!
Камеры распределялись по категориям преступлений. Женских камер было всего шесть, две из них по особо тяжким преступлениям. Так как у Тани тяжкая статья, выбор был только в двух камерах.
Мы вместе зашли в камеру. Женщины, увидев оперативника, притихли. Николаевич сделал суровое лицо и спросил:
– Что тут происходит, кто тут из вас самая крикливая?
Женщины молча, указали на Таню.
– Пойдем, поговорим.
Оперативник увел Таню. Я обратилась к сокамерницам:
– Быстро соберите ей вещи, ее переводят. Света, если ты будешь плохо вести себя, пойдешь в карцер, как Таня, а там темно и холодно, – обманула я.
Таню перевели в другую камеру, а на следующий день Ольгу увезли в колонию. Наконец-то в камере стало спокойно, Света успокоилась в отсутствие Тани.
Как-то вечером услышали гортанный и протяжный женский голос – «Мужика хочу-у-у».
Такое впечатление, что она кричит из подвала. Оказывается, в больничной камере появилась осужденная женщина. У нее была белая горячка, осуждена за убийство сожителя, которого застала с любовницей. Она кричала почти каждый вечер. Судя по ее голосу и преступлению, я представляла женщину с большой грудью, с сексуальными очертаниями тела.
Сегодня опять поехала в суд по рассмотрению моей жалобы о признании незаконным протокола опознания. Следственные действия не проводятся, а в суд на продление срока содержания под стражей представляют фиктивные материалы. Нас посадили в тюрьму и никакого следствия не ведут. По поводу содержания заключения экспертизы трупа и протокола опознания написали в прокуратуру и суд, ответили только через месяц. Назначили повторную экспертизу и вызвали в суд.
На улице и в подвальном помещении суда, где содержат заключенных, прохладно, поэтому надеваю утепленное кожаное пальто ниже колен, как мое платье, воротник и рукава в меху чернобурки. Из обуви надела узкие, до колен сапожки на каблуках.
В коридоре мимо меня конвой проводит женщину-карлика с короткими руками, с некрасивым лицом. На ней было цветастое платье, а на голове белая вязаная шляпа. Я с изумлением проследила глазами и увидела, что ее завели на больничный коридор.
– Эта та женщина, которая по ночам кричит? – спросила я у сопровождающего сотрудника.
– Да, это она.
У меня такое предчувствие, что ее заведут в нашу камеру, и действительно, вернувшись из суда, вижу ее в камере.
А пока меня ведут к выходу, где другие заключенные ожидают посадки в машину. В коридоре в ожидании стоит группа заключенных, двое мужчин и женщин, русские. Одеты достаточно прилично. Один из мужчин до неприличия впился в меня взглядом. Я сделала вид, что не замечаю.
В подвальной