стражника, то лишишься головы, – цедит Дастан сквозь стиснутые зубы.
Он не единственный, кто так думает. Ликование толпы превратилось в озадаченный ропот.
Голос Уорвика разносится над трибунами, и звучит он при этом несколько сдавленно:
– Йорн! Позволь напомнить тебе, что мы здесь не деремся насмерть.
На другой стороне арены я замечаю какое-то движение. Стражники почувствовали, что их командор может находиться в опасности.
Я приставляю кончик кинжала к уязвимому месту прямо под подбородком Дастана.
– Скажи своим людям, чтобы они не подходили.
– Это он! – раздается голос трибун. Он кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, кому он принадлежит. – Это он! Я знал, что он жив.
Мое сердце замирает от страха. Дастан злобно смотрит на меня, но затем выражение его лица медленно меняется. Его злость превращается в недоумение.
– Командор Грей?
Мне нужно принять решение. Находящиеся между нами лезвия дрожат от усилий с обеих сторон.
– Не дай ему сбежать! – кричит голос.
– Я не твой командор, – говорю я Дастану.
– Но…
Я ударяю его в челюсть рукой, держащей кинжал. Это дает мне буквально секунду форы, но и этого достаточно, чтобы броситься обратно в узкий проход. Мимо моего плеча со свистом пролетает стрела и застревает в стене. За ней следует вторая, которая ударяет меня по броне и, не причинив никакого вреда, отскакивает в сторону.
Проход ведет во двор, но я хватаюсь за лестницу, приставленную к боковой стене, и лезу наверх, преодолевая две ступеньки за раз. Я оказываюсь на чердаке как раз в тот момент, когда стражники выбегают во двор. Под моими пальцами грязь и паутина. Я задерживаю дыхание. Мое сердце бешено колотится в груди, моля о воздухе.
Толпа на трибунах сходит с ума, и голоса множества зрителей эхом разлетаются по всей арене. Люди стараются убраться подальше, разбегаясь в разных направлениях.
Как только люди оказываются на безопасном расстоянии, я начинаю ползти, пригнувшись к полу чердака.
Я нахожусь в части стадиона, противоположной той, где мы с Тайко спим над конюшнями. Если бы мне повезло, я мог бы доползти дотуда, спуститься в конюшни и ускакать на лошади еще до того, как хоть кто-нибудь поймет, что происходит.
Я вспоминаю о серебряном браслете, спрятанном в моем матрасе. Я могу исчезнуть без следа.
В любом случае, мне не везет. Чердак по эту сторону стадиона тянется всего лишь до оружейной. Мне придется слезть вниз и каким-то образом через толпу добраться до конюшен.
У меня уходит меньше десяти минут на то, чтобы прокрасться в пыльном полумраке до оружейной, которая оказывается пустой. Я практически бесшумно спускаюсь с чердака, но скрейвер вздрагивает и начинает стучать по прутьям решетки, шипя на меня.
Я игнорирую его и снимаю со стены ножи, которые засовываю в нарукавники, после чего еще два размещаю на ремне для меча.
Голос Уорвика гремит над гулом толпы, и его слышно через закрытую дверь.
– Конечно,