плакат со знакомым профилем: «Че. Фильм лауреата премии Оскар Аарона Майера. Показ и дискуссия седьмого сентября». В сентябрьской афише театра значилась встреча с Нерудой, обсуждение новых пьес местных драматургов и три представления «Антигоны» Софокла.
– И мой концерт, – Виктор пролистал блокнот, – но это в конце месяца, – репетиция начиналась через час. В театре играли почти одни студенты Технического Университета Сантьяго.
– На зарплате здесь только я, – объяснил Леоне режиссер, – вернее, мы с Джоан делим одну зарплату, – жена Виктора, англичанка Джоан, относилась к Леоне по-матерински.
– Я заведую литературной частью, – бодро сказала женщина, – административной частью и остальными частями тоже, – Леона не могла не хихикнуть, – но, честно говоря, преподавание английского приносит больше денег.
Леона и сама не избегала частных уроков. Она брала на дом редактуру и корректуру научных статей. Куратор из посольства несколько раз пытался передать Леоне пухлый конверт с долларами.
– Это ваша заработная плата, – почти обиженно заметил он в ответ на очередной отказ, – вы, в конце концов, наш сотрудник, – Леона вздернула подбородок.
– Местные леваки должны мне поверить, – отрезала девушка, – я не смогу изображать бедность, зная, что у меня дома лежат доллары, – она со вздохом добавила:
– На что мне тратить деньги? Квартира мне досталась по дешевке, – цены на аренду в столице были бросовыми, – и я не вылезаю из джинсов и маек, – Леона носила потрепанную футболку с самодельным пацификом. Ее холщовая университетская сумка пестрила левыми и феминистскими значками.
– Че у меня тоже есть, – девушка потрогала значок, – кубинский флаг, советский флаг и значок местных коммунистов, – приехав в Сантьяго с американским партийным билетом, Леона без труда вступила в местную красную, как ее называли фашисты, партию.
Виктор рассеянно напевал: «Венсеремос, венсеремос…». Гимн революции, как его звали в Чили, знали все студенты.
– Жаль, что сеньор Рид уехал, – Виктор затянулся сигаретой, – мы устроили бы совместный концерт, – в темных глазах заиграли искорки смеха, он весело сморщил нос.
– Сейчас ты должна сказать, что я, наверное, радуюсь, избавившись от соперника на музыкальной сцене, – Леона покачала головой.
– Нет. Я не знаю насчет мистера Рида, – она погрызла карандаш, – а ты не такой, ты живешь музыкой и театром, – Виктор откинул назад длинные волосы.
– Моя мать жила музыкой, – он посмотрел вдаль, – она пела на свадьбах и похоронах, и сама научилась играть на гитаре. Мои родители были неграмотны, мы работали на земле.
Но пела она, – Виктор закрыл глаза, – словно всякий раз был для нее последним. Хотел бы, и я спеть похоже, – он склонился над блокнотом.
– Это позже. Нет, погоди, – карандаш забегал по бумаге, – что-то получается, – удовлетворенно сказал Виктор, – но музыкой