пусть хунта их расстреливает. Мне нужен только доступ к Альенде, – Саша ожидал, что президент, прислушавшись к рекомендации великого поэта, недавно вернувшегося на родину, не откажет в интервью левому журналисту. Виктор осушил свой стакан.
– Выпивка отменная. Сеньорита Зильбер покажет вам район, – он подмигнул Леоне, – здесь много баров, вечер только начинается, – в ее длинных пальцах дымилась сигарета.
Девушка весело кивнула.
– Я, можно сказать местная, я живу совсем недалеко. Я расскажу вам о здешней культурной жизни, пусть я и скромный юрист, – Виктор широко улыбнулся.
– Леона у нас вроде пресс-секретаря, если говорить на американский манер. Я уговаривал ее пойти на сцену, однако она наотрез отказывается, – Леона действительно чувствовала себя словно в театре.
– Мадам предупреждала, что так случится, – вспомнила девушка, – разведчик словно хамелеон, он должен слиться с окружением. Я девушка радикальных взглядов, феминистка и сторонница современной морали. Леваки мне поверили, поверит и Паук, – Леона и сама поддерживала левые устремления друзей.
– Виктора никто не пустит в гастрольное турне по США, – пожалела девушка, – ЦРУ считает его врагом Америки, – Виктор Хара очень нелестно отзывался о капиталистах.
– Поверит, – на щеках Паука играли красные пятна, – кажется, он уже поверил, – взбежав на улицу, Виктор растворился в вечерних сумерках.
– И об этом она говорила, – Леона выпила агуардиенте, в голове зашумело, – мне нельзя забывать, кто я такая, передо мной убийца моей матери, – глаза убийцы оказались странно похожими на ее собственные. Светлые волосы Паука растрепались, он часто дышал.
– У вас отменная выпивка, – голос Саши опять захрипел, – если хотите, закажем еще, сеньорита Зильбер? – девушка мимолетно коснулась его руки.
– Просто Леона. Хочу, – на Сашу повеяло ароматом табака и кофе, – и еще я хочу потанцевать, Александр.
Он почти бессильно ответил: «Да, Леона».
Янтарный луч полуденного света лежал на половицах темного дерева. В воздухе кружились едва заметные пылинки. Холщовая маркиза на кованом балконе трепетала под ветром. В приоткрытую дверь донесся бой курантов с церковной колокольни. В глиняных горшках пестрели расцветшие маргаритки и фиалки. Фикус шелестел глянцевыми листьями, рядом поднималась серебристая зелень оливы.
В комнате стояла тишина. На потрепанном ковре разбросали картонные папки, из пишущей машинки торчал не допечатанный лист. Стены покрывали яркие афиши театральных постановок и обрамленные конверты пластинок. На старомодной тумбе, рядом со стопками книг, возвышался потрепанный проигрыватель, но в комнате нашелся и транзистор.
Выключенное устройство валялось среди вороха сброшенной одежды. На ковре синела пачка «Голуаз». В пепельнице местного яркого фаянса торчали окурки. Саша лениво выбрал самый длинный.
– У меня нет сил потянуться