тебе их зажарил, но пришлось бросить мешок – из-за тебя, между прочим, – оправдывался Грабш, почесывая живот.
– Еще зажаришь! – сказала Олли, подтянулась на его бороде и крепко поцеловала разбойника.
– Побаиваюсь я, что будет завтра, – вздохнул он. – И что мне говорить твоей тете? Как себя называть?
– Придумай какое-нибудь милое имя. Тетя все равно его скоро забудет. А в остальном положись на меня. Все будет хорошо: сначала мы все вместе выпьем кофе. Потом ты скажешь тете, что хочешь на мне жениться. Потом мы поженимся и переедем в лес. И тогда мне не надо будет больше раскрашивать копилки!
– А мне не надо будет ужинать в одиночку, когда я стащу и зажарю еще одного кролика!
– И мы отлично заживем тут сами по себе! – и она спрыгнула с его бороды и побежала домой, помахав на прощание.
– Осторожно – там болото! – крикнул он.
И она в последний момент отскочила в сторону.
– У большого дуба – налево, – подсказал он. – Может, проводить тебя? Это опасное болото. Ты еще не выучила потайную тропинку.
– Оставайся дома, – ответила она. – Я такая легкая, что быстро не утону. Хочу сама разведать дорогу. Пока, бородатик!
Олли скрылась за деревьями, а он плюхнулся без сил на надувной матрас, который тут же с треском лопнул. Грабш не вставал и думал про Олли. От того, что он пережил за целый день, у него голова шла кругом. Когда стало смеркаться, в пещеру одна за другой вернулись летучие мыши, которых днем распугала Олли. Он спокойно смотрел на них.
– Оставайтесь, – сказал он. – Олли к нам пока не переехала. Но учтите: она любит чистоту. Пройдет время, и все наладится. Она назвала меня «бородатик»!
Разбойник в тетиной гостиной
На следующий день после обеда Грабш крался к дому тети Хильды. Все тело у него болело после сна на лопнувшем матрасе, и он ругался по дороге на чем свет стоит. Пшеница на поле тоже оказалась недостаточно высока и не прикрывала его красную рубаху. Так что пришлось ползти на четвереньках. Маскировочным штанам это было нипочем, но руки ужасно перепачкались. Он вспугнул косулю, сам перепугался от неожиданности и рассердился: с детства он ничего и никого не боялся! Посреди поля его выследила собака, подняла лай и не отставала от Грабша, пока он злобно не зашипел по-кошачьи. На самом краю поля он вляпался левой рукой в коровью лепешку. Руку он вытер о штаны. Сердце бешено стучало. Он чувствовал себя неловко, как жук, упавший на спину. В двадцать минут четвертого он постучал в дверь домика на окраине Чихендорфа. Он стучал очень робко. Но дверь все равно затряслась. На порог вышла Олли. Она сияла от радости. На ней было желтое воскресное платье с кружевами и оборками.
– Батюшки мои, борода в цветочек! – шепнула она, вынула несколько репейников у него из бороды и василек из уха и потянула его за левую руку:
– Заходи скорей – кофе уже сварился!
В