словно приподняты под углом над землей. Неумелая девчоночья рука хотела показать, что качели движутся вверх и вниз, как маятник.
– Это старые качели. Они приснились мне. Когда они качаются, то нагоняют ветер.
– Может быть, это ветер качает их? – с улыбкой уточнил Валентин Прокофьевич.
– Нет, – настойчиво мотнула головой Глина, – здесь так нарисовано, как приснилось. Сначала качели, а ветер – уже за ними. Я не умею ветер рисовать и последовательность.
Глина нетерпеливо взмахнула руками.
– Очень хорошо! – восхитился врач и повернулся к вошедшей в комнату воспитательнице, – регулы когда у нее начались?
– Сегодня, – кивнула Светлана Сергеевна.
– Рисунки были до регул? – уточнил врач.
– В самом начале ее приезда в приют.
– Очень хорошо, – снова обрадовался врач.
– Забираете? – спросила Светлана Сергеевна.
– Пока нет, я дам вам инструкции.
Глину отвели в палату, и она печально подумала, что снова ее не отпустят домой. Она была уже согласна вернуться к сестре либо уехать к родителям, лишь бы покинуть это мрачное пристанище. Но она опять чем-то не угодила этому противному, неестественно улыбающемуся Валентину Прокофьевичу, и ей еще предстоит играть в старые тряпичные куклы в компании цыганчи.
Сразу после отъезда доктора Глину перевели в отдельную палату в том же, левом крыле приютского корпуса. Это была довольно странная комната без окон, но с зеркалом, которое висело напротив кровати. В комнате не было ни выключателя, ни лампочки под потолком. Свет проникал из-за зеркала, но вскоре и он погас. Всю ночь Глина не могла уснуть на новом месте, ей чудились шорохи и постукивания, какие-то тихие завывания, похожие на женский плач. А дважды она четко услышала голос своей сестры: «Глина, Глина». Глина то сидела на кровати, поджав колени к подбородку, то валилась на бок, ожидая сна. Но стоило ей задремать, как стуки и шорохи повторялись. Глина просыпалась и дрожала от страха. Окончательно измучившись, она провалилась в сон около четырех утра, а в семь утра ее подняла Светлана Сергеевна, заставила умыться над тазом, который принесла с собой, и потащила силком в соседний кабинет. Там Глина и увидела, что на стене есть окно. А в это окно видно ее комнату и кровать, на которой Глина провела бессонную ночь. «Значит, – подумала она, – эти изверги издевались надо мной, а через зеркало-окно подглядывали». Однако, воспитательнице Глина ничего не сказала, окончательно определив для себя, что она здесь находится, как пионерка в фашистском лагере.
Глина покорно села на стул и начала выполнять задания. Снова ей предложили угадать, какие вещи спрятаны в коробках, выбрать на фотографиях венценосцев. За каждый неправильный ответ Глина получала удар по пальцам деревянной линейкой. Первый раз, когда Светлана Сергеевна ударила Глину, девочка вздрогнула и прижала горящие пальцы к губам. Но после окрика «Не сметь!» она покорно опустила руки и стала рассматривать коробку, силясь угадать, что в ней лежит. После третьего ответа