эту гадкую, зловредную Дворовой уничтожить решил. Снесёт он её в подвал тот же и в яме той, что в стене, обязательно захоронит. Никого, чтоб не искушала. Надо было удостовериться только, что полицаи ушли, а то шибко живой интерес они тут ко всему проявляли намедни.
Только Жора об этом подумал, как в дверь постучали. За дверью брат стоял, опустив голову и почти не двигаясь, точно вину свою учуял и просить прощения пришёл. А лёгкая припухлость фигуры его, пропущенной через линзу дверного глазка, добавляла Кириллу ещё больше какой-то нескладной жалкости, совсем для него нехарактерной.
– Ты куда собрался-то, Дон Жуан недоделанный? – недоумевая произнёс Кирилл, когда завидел брата, облачённого в серый парадный костюм. Дворовой неуклюже и смущаясь попятился назад, будто подозревая, что планы его и мысли в одночасье стали известны всем вокруг. Кирилл окинул взглядом стоявшие у порога кули, посмотрел на родственника с неодобрением и, не сняв ботинок, двинулся на кухню.
– А чего у тебя там менты пасутся? – продолжил он. – Ограбили кого? Или убили, может?
«Убили. Может»
Он что-то знал. Шантажировать пришёл. Подлец.
– Накормишь брата-то родного? – гость распахнул холодильник, вынул оттуда кусок сыра и полбуханки хлеба, завёрнутой в сто слоев целлофана. – Таким и убить можно, – ухмыльнулся Кирилл, постучав буханкой по дверце холодильника. Жора всё смотрел на него из коридора пытался замысел его хитрый разгадать да момент улучить удобный, то ли чтоб разговор начать, то ли чтоб прогнать его отсюда на все четыре стороны. – А чего это у тебя, сломался драндулет? – сказал, Кирилл, поместив в микроволновку бутерброд и без толку давя на кнопки СВЧ-печи. – Всё-то у тебя, братец, через одно место. Вот потому жена от тебя и ушла. Жена ушла, мать ушла. Вот и жизнь вся позади где-то. У тебя тут техника даже издыхает вся. Ты вообще человек? А, братишка?
– Там… розетка, похоже, из строя вышла. Ты… п-п-попробуй на стол поставить, – спотыкаясь в словах и путаясь в мыслях, сказал Дворовой. Брат, послушав Жориного совета, печь на стол перенес, включить её всё намеревался, к розетке подобраться пытаясь, да ничего так и не сделал, на монолог родственника своего болезного отвлёкшись.
– А знаешь, что она мне сказала-то, когда ушла? Мать моя. Наша, – продолжил Жора. – Сказала, мол, останетесь вы тут вдвоём гнить. В этой червоточине. И сгинете в этой же мгле поганой. Только и будете всё барахтаться до самой смерти. Вот так она сказала. Мне сказала. А потом ногу одну поджала, улыбнулась злобно так, вторую ногу приподняла и сама же барахтаться стала, в воздухе вися и глаза выпучивая. Шнуром резиновым к потолку привязанная. Вот прямо на кухне этой. Да, видел я это всё. Своими глазами. И не сделал ничего. Человек ли я? Вот спроси ты меня теперь.
– Сучёныш ты пакостный! Мудила объебошенная! Хули ты так смотришь? Аааа?! – взгляд Кирилла стал точно таким же, каким его Жора запомнил, наблюдая за братом через экран бесовской чудо-машины. Только теперь в глазах братовых