что не давало верить моей истории про девушку. Я никак не могла додуматься до того, что же это было.
– Почему ты решила, что я не его девушка? – я не люблю сокращать дистанцию между незнакомцами посредством личного местоимения, но она первая начала. Сейчас это не доставляло мне большего дискомфорта, нежели сама ситуация в целом. Я сейчас не думала о том, почему же молодая девушка обращается ко мне на «ты». Я думала о том, как бы выбраться отсюда незамеченной больше пятью людьми.
– Когда любят, не смотрят на человека, будто хотят его сжечь, – уровень настороженности медсестры превышал критическую отметку. Она не доверяла мне от слова «совсем».
– Мне многие говорят, что у меня глаза как у демона, – сказала я после недолгой паузы. Да, мне говорили разные вещи: что я проститутка, немая, фригидная, странная, и среди них замечание про глаза звучало как комплимент.
Я осторожно подошла вплотную к Алексею, чтобы ненароком не довести медсестру до пика, что она побежит вызывать охрану, и легонько, совсем невесомо прошлась рукой по щеке вверх до волос и, поняв, что творю что-то из разряда странностей, убрала руку. Мне так хотелось напоследок дотронуться до этой бледной синеватой до исступления мягкой кожи, что не смогла себя сдержать.
– Я буду ждать тебя. Надеюсь, ты скоро придёшь за мной, – прошептала я в ухо парню, чтобы медсестра случайно не подслушала. Ты так и не признался, трусишка. Надеюсь, у тебя хватит смелости прийти за мной первым. Я хочу, чтобы это был именно ты.
Быстрыми шагами я вышла вон из палаты, а затем убежала из больницы, сверкая пятками.
***
В коридоре университета преподаватель, настигнув, мягко остановил ничего не видящую перед собой, витающую в облаках меня за предплечье. Я дёрнулась, но с кулаками набрасываться не стала – в институте я отбрасываю все свои рефлексы от греха подальше и предстаю обычной скромной девушкой.
– Кира, я никак не могу тебя поймать, – сказал Григорий Вячеславович своим плавным низким голосом. Я сначала удивлённо уставилась на него, будто вижу этого седого мужчину средних лет впервые в жизни, но потом понимающе кивнула, – Мы уже обсудили все нюансы твоей курсовой, и, надеюсь, ты исправишься. Но сейчас я хотел поговорить о другой проблеме.
Я медленно кивала, делая вид, что я что-то понимаю, но в данный момент я не понимала ничего. Абсолютно ничего в этой жизни.
– Хотел сказать, чтобы ты перестала писать курсовую за Малинину, – преподаватель никак не давил, не указывал мне. Он просто настоятельно советовал. За это он мне и нравился. Он к каждому студенту относился уважительно, а к каждой проблеме – деликатно. А когда мне начинают указывать, у меня автоматически включается рефлекс, как нервный тик, съязвить или послать к чёрту. Собственно, во многих случаях я так и делаю.
Я перестала бездумно кивать каждому его слову и провалилась в окончательный ступор.
– Григорий Вячеславович… но я не… Я не писала… не пишу за неё, – сказала я, запинаясь, как рождённая заика.
– Я