пять лет. Чёрт, как необычно признаваться в этом самой себе.
В мои раздумья ворвались голоса. Неподалёку два человека разговаривали на повышенных тонах: это была по виду супружеская пара средних лет. Женщина, очень хорошо одетая, ухоженная, вытирала глаза, чтобы тушь, намокшая от слёз, не испортила ей макияж. Она делала это брезгливо, словно её саму выворачивало от собственных слёз. У неё были светлые длиной до плеч тонкие волосы и голубые красивые глаза. Её кошачьи черты лица, исполосованные редкими морщинами, мне кого-то напоминали. Не могу понять кого.
Мужчина, стоявший рядом с ней, выглядел старше. Такой эффект производили его будто мелированные чёрно-седые волосы. И морщин было больше. Это, наверное, от того, что он постоянно хмурился и имел вид серьёзнейшего человека. В отличие от женщины мужчина был в строгом чёрном костюме с часами на руках, в которые за время ссоры посмотрел раз пять. Я бы сказала, что он бизнесмен, но такие люди редко носят усы. Скорее он какой-то чиновник. Или военный, потому что его телосложение, огромное, словно врата замка, говорило само за себя. За него можно было спрятаться, ища защиты, или убегать, сверкая пятками, если защищает он от тебя. В его чертах лица было тоже что-то знакомое. Точнее, его взгляд, суровый и прожигающий насквозь, был до боли знакомым.
– Его нужно быстрее перевести в нормальную частную клинику из этой… помойки, – сморщившись, женщина прошлась глазами по стенам и потолку больницы, – Мой мальчик не привык к такой среде.
– Твой мальчик, – мужчина усмехнулся, – Жил в этой помойке всю свою жизнь благодаря своей никчёмной матери, – прокричал он, чем снова довёл женщину до слёз. Она всхлипывала, вытирала слёзы, но ни слова не говорила, вызывая к себе жалость. – Яблочко от яблони недалеко упало, судя по тому, что сын твой шлялся ночью непонятно где, и непонятно какой алкаш его продырявил.
Этот непонятно какой алкаш сейчас и тебе живот продырявит, если ты не перестанешь орать на бедную женщину. Ненавижу людей, которые думают, что им всё дозволено.
– То есть это я осталась виноватой в том, что наш сын вырос в нищете? Это я разве выгнала его и его мать на улицу? Это я никак не участвовала в его воспитании, откупаясь подачками? Я? Ну скажи мне, примерный отец! – женщина тоже сорвалась на крик, не способная вынести нападки бывшего мужа, но её хватило лишь на это, потому что после она начала кашлять. – Я вырастила его одна, и это мой сын! – охрипшим голосом сказала она и замолчала из-за кашля. В отличие от мужчины у женщины голос был тише и слабее, и она быстро сипла.
Отец Алексея, – только сейчас я догадалась, что это были именно его родители, потому что он на них был похож, как две капли, а особенно на мать, – презрительно смотрел на свою бывшую жену и усмехался. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не отстраниться на метр от неё или не убежать – так ему было неприятно её общество и вообще вся ситуация. Он снова глянул на часы и нахмурил брови.
– Он такой же никчёмный, как и мать, – пробубнил