на ней тот же. Забыли.
До вечера я провозился с новой игрушкой – бегал вокзалу, не замечая постоянного потока людей. В кафе я пришел только после закрытия.
– Почему так долго? – обеспокоенно спросил Дрозд.
Вообще-то он редко что-либо спрашивал. Всегда только по делу. А тут заволновался, и снова маленький человечек с трубой внутри Дрозда дал о себе знать.
– Вот, – протянул я машинку.
Лицо Дрозда изменилось сперва на подозрительное, затем на радостное.
Мы гоняли машинку в нашей каморке – по полу, по дивану, по шатающемуся столу. Мгновенно Дрозд стал другим. Он смеялся, шутил, радовался, словно сам никогда не был ребенком и сегодня впервые за всю жизнь испытал счастье. Наверное, если бы Дрозд был таким всегда, я бы полюбил его.
– Подарил кто-то? – вдруг спросил он.
Я без задней мысли рассказал историю о двух братьях и трех машинках. Но Дрозду что-то не понравилось. Он положил пульт управления на стол, лег на свою половину дивана и отвернулся к стене.
– Хочешь, я тебе подарю? – спросил я, ожидая вновь увидеть радость в глазах моего сожителя. Я, действительно, был готов отдать желанную игрушку, лишь бы Дрозд снова стал веселым и разговаривал со мной.
– Ты украл ее, – объявил человечек в трубу.
– Я не крал. Они ведь просто забыли, – пытался оправдаться я.
– Нужно было крикнуть, побежать. А ты стоял и радовался. В мире есть заповеди, их нельзя нарушать.
– Заповеди? – не понял я.
– Законы, – объяснил Дрозд. – Не воруй, не убивай, не лги, не завидуй.
– И все?
– Пока что все, что тебе нужно знать. Если нарушишь законы, жизнь тебя накажет.
– Мы с тобой играли, веселились. Все было хорошо.
– Это только сначала так кажется. Вот увидишь, после радости тебя ждет печаль.
Да, печаль меня, действительно, поджидала уже в следующую минуту. Одному играть с машинкой мне стало скучно, Дрозд уснул. Мне хотелось снова увидеть его каменную улыбку, поверить, что моя жизнь не похожа на жизнь беспризорника. Но нет. Протяжный храп Дрозда поставил жирную точку в сегодняшнем счастье.
Я залез на диван, уткнулся носом в пыльную подушку. Уже не хотелось плакать, но в горле стоял ком обиды. Правила откуда-то взял. А как было хорошо! Разве это не важнее каких-то правил? Незаметно ко мне пришла мысль о том, что терять хорошее больнее, чем никогда его не иметь. Вот если человек всю жизнь ел одни макароны, а потом ему предложили мороженое, то он больше никогда не вернется к прежнему рациону. А если вернется, то будет глубоко несчастен, потому что уже знает, что в мире есть что-то вкуснее. Так и моя игра с машинкой становилось все менее интересной, ведь я знал, что с Дроздом можно играть веселее.
Тогда во мне что-то перевернулось, кричало: «Воруй, лги, завидуй!». Не назло Дрозду, а для себя. Ведь я никогда не шел наперекор советам взрослых, да и Дрозд для меня не был особым авторитетам.