мелькает на стене.
Это я брожу там на рассвете.
Говорю с собою наяву
Письма жгу и мертвого поэта
На свиданье страшное зову.
Темнота на улице безлунной.
Лишь одно окно слепит и жжет.
И на нем решеткою чугунной
Стынет рамы черный переплет.
Я давно уж сам себя покинул.
Через свой порог перешагнул.
Я давно уже из сердца вынул
Ржавой жизни жесткую иглу.
Но остался жить на этом свете
Меж бессонниц, призраков и книг,
За меня перед людьми в ответе,
И чужой и близкий мне двойник.
Он тоскует. Он напрасно множит
Обреченные уже пути.
Он ломает руки и не может
Ни остаться в мире, не уйти.
И не знает он, что близко где-то
Я стою сейчас на мостовой,
Богом и прощенный и согретый,
Навсегда свободный и живой.
Чем теперь могу ему помочь я?
Забрести лишь разве на огонь.
Да на лоб горячий злою ночью
Положить прохладную ладонь?
Но меня всегда невольно тянет.
Как преступника в забитый дом.
Подглядеть, когда ж он перестанет
И бродить и плакать за окном.
Может, он уж раздобыл в дорогу
Непахучий белый порошок
И, тая смертельную тревогу,
Делает мучительный глоток?
Подожду я, улицу померю,
А когда затеплится рассвет,
Постучусь я у знакомой двери
И узнаю, жив я или нет?
Если нет – не надо будет боле
Ни следить, ни слушать, ни жалеть,
И уйду я свежим ветром в поле —
Золотой пшеницей шелестеть…
1947
74. Чужие
Мы нехотя бродили по дорогам
За это к нам неласковой земли,
И потому, наверно, так немного
Земного счастья в сердце сберегли.
Мы здесь чужие. Нам ничто не любо, —
Деревья только, скалы, облака,
Гекзаметра серебряные трубы.
Да тихий лад пастушьего рожка.
Куда идти? Последний вечер тает.
Последние малиновки поют.
И время только смерть нам предлагает —
Нестрашный, но неверный свой приют.
1946
75
На сухом полотне заката —
Сок вишневый и бирюза.
Отожгло, отошло куда-то…
Можешь снова открыть глаза.
Можешь вновь в колеях дорожных
Оброненную жизнь искать,
Терпеливо и осторожно
Можешь пыль шевелить опять.
Только что подберешь ты, нищий,
На распутьи пустых дорог?
Разве вечером ты отыщешь,
Что с утра ты не уберег?
И одно лишь тебе осталось:
Сесть на камень и молча ждать
Отпускающую усталость —
Смерти горькую благодать.
1946
76
В этом доме мы с тобою жили.
До него свой дотянув возок.
Здесь мы с безнадежностью