плоть
Крепче камня сделал нам Господь.
С каждым летом камни хрупче тут,
Но пышней азалии цветут.
И весенней ласточки слюна
В беге дней прочнее, чем стена.
Нетерпеньем тела и души
Подгоняемая, жизнь спешит.
Стройным сыном, словом и мечтой
Жизни ты навек причастен той.
Не пугайся тленья и могил.
Навсегда бессмертен тот, кто жил!
1947
66. Памяти горьких лет
Не сейчас! – в Христово Воскресенье,
Под адриатический прибой,
В померанцевых садах Мантеньи
Было бы нам встретиться с тобой!
А на самом деле: ночь и стужа,
Степь и паровозные гудки.
Перед фонарем снежинки кружат —
С наших мертвых яблонь лепестки.
В обреченные, дурные годы
Мы с тобой, любимая, живем…
Почему же в эту непогоду
Все-таки нам хорошо вдвоем?
На твоей щеке снежинки тают,
И рука под шубкой горяча,
А висок так сладко отдыхает
В узкой ямке твоего плеча.
Скрипнули и заскулили оси…
Вот мы снова в безымянный путь
Равнодушные тела уносим,
Забывающие отдохнуть.
Потерпи еще немного! Вскоре
Мы проснемся в странной тишине.
Взглянем – и внизу увидим море
С парусом на голубой волне.
Побежим к нему крутой тропинкой
Сквозь притихший сад, где там и тут
Ящерицы с изумрудной спинкой
Золотые грозди стерегут.
Задыхаясь, ступим на горячий,
Жемчугом унизанный песок, —
И поймем… и так легко заплачем,
Как я в детстве только плакать мог.
А оставленные нами трупы
Выкинут соседи на ходу.
Разве им понять, слепым и глупым,
Нашу радость и свою беду?
Разве мы вернемся и расскажем,
Что мы белым парусом плывем,
Белой пеной ворох кружев вяжем,
Свежим ветром в облаках поем?
Потерпи еще, моя родная!
Нам уже совсем недалеко
До почти немыслимого рая,
Где светло нам будет и легко!
1946
67. Просьба
В день, когда уже ничто не может
Возвратить утраченные дни,
В час, которого не будет строже, —
Об одном прошу Тебя я, Боже:
Память у меня Ты отними!
Чтоб забыл я, что когда-то, юный.
По весенним рощам я бродил.
Рвал черемуху и трогал струны.
Провожал серебряные луны.
Розовые зори сторожил.
Чтобы ничего я не запомнил.
Чем мгновенья были высоки:
Ни одной моей подруги дольней.
Ни одной тосканской колокольни.
Ни одной онегинской строки.
Чтоб навек погасли надо мною.
Отзвенели бы и отцвели
Все сады, все звезды, все прибои —
Все, что я в дорогу взял с собою
Из