align="center">
69. Царскосельский сон
В пустынных парках Царского Села
Бредет, стеня, осеннее ненастье…
Мне страшно здесь! Здесь юность солгала,
Растаяв первым и последним счастьем;
Здесь призраки свиданья длят свои,
Здесь мертвецы выходят из могилы,
Здесь ночью гимназиста лицеист
Целует в окровавленный затылок;
И гимназистка, в узком ремешке
Пенал и книги на бегу роняя,
Спешит в изнеможеньи и тоске
И двух, вперед ушедших, догоняет.
И почему-то вдруг опять весна
И белой ночи вещее молчанье…
Но призраками бредит тишина.
О них тоскуют дремлющие зданья.
О если б кто проснулся наконец.
Упал бы стул, заплакали бы дети!
И горько кипарисовый ларец
Благоухает в строгом кабинете.
Лишь отрок, у окна встречая день
(Ему не нынче было бы родиться!),
Не спит, и царскосельская сирень
К нему слетает песней на страницу.
О, призраки! О, царскосельский сон,
Пронизанный и радостью и мукой!
Кто зрит его, того связует он
Безмолвной и торжественной порукой!
Не та же ли судьба повторена
В трагическом содружестве поэтов?
Не та же ль казнь? И нету в мире сна
Страшнее и прекраснее, чем этот!
1947
70. Дом
На краю поселка, у обрыва,
Там, где сваливают всякий сор,
Он стоит большой и некрасивый,
И ничей не радует он взор.
Все ступеньки у крыльца отбиты,
Дверь забита наискось доской,
Из ворот, что широко открыты,
Веет тленью, гарью и тоской.
Пятна стены испещрили густо.
Трещины, как раны, глубоки,
Окна смотрят мертвенно и пусто,
Как слепой сквозь темные очки.
Все мне кажется, что здесь убили,
Что когда-то здесь на чердаке
Девочку подушкой задушили,
Труп вдоль стен проволокли к реке.
Что отсюда словно на кладбище
Отвозили девушек к венцу,
Хлеба здесь не подавали нищим,
Топором здесь сын грозил отцу.
Это было здесь и это будет —
Так уж, видно, повелося тут.
И всего ужаснее, что люди
В этом доме и сейчас живут!
И торопишься скорее мимо,
Словно он – звено в твоей судьбе,
Словно нити ужаса незримо
От него протянуты к тебе.
И в полях, где золотится лето,
В рощах, убегающих к реке,
Молишься о доме неотпетом —
О несчастном нашем двойнике.
1945
71
Ночь была такою тяжелою,
Словно я ее нес века.
Неподвижным, студеным оловом
Наклонилась ко мне река.
И усилья не надо было бы.
Чтоб сомкнулась над головой.
И никто б никогда не выловил
Захлебнувшийся голос мой.
И