сразу же сузить свой круг до одной Зиночки. Они оба прекрасно знали, что копия серёжки, изготовленная отцом антиквара по просьбе моей прабабушки, не представляет никакой ценности. Я сама им об этом сказала. Постой! – через минуту воскликнула я. – За несколько дней до покушения на Бориса Львовича, он звонил мне и просил ещё раз принести дуплет. Может быть, действительно твоя версия о том, что кто-то гоняется за моей серёжкой не лишена основания?
– И ты принесла?
– Не успела.
– А Пётр Николаевич с твоим дядюшкой знали об этом?
– Думаю, нет. Не припоминаю, чтобы я им говорила о просьбе Бориса Львовича. К тому же, в момент покушения на него серёжка находилась у меня.
– Как раз об этом они могли и не знать. Ты ведь об этом им не докладывала?
– Нет. Ну сам подумай, для чего им нужна была эта безделушка? Я ещё могу понять, что ради той, которую украли, могли убить человека, но её копия вряд ли могла кого-то заинтересовать, разве что меня как память о прабабушке.
– Кто знает, кто знает… – задумчиво произнёс Виктор.
– Неужели ты думаешь, что эти два человека или один из них могли быть причастны к убийству? Петра Николаевича ты знаешь. Он всю войну прошёл, получил тяжёлое ранение. Поэтому-то ему и пришлось поменять профессию. А что касается моего родственника, так это интеллигентнейший человек, профессор, преподаватель Академии художеств. Он и мухи не обидит. Как он сам как-то говорил мне: «Я живу искусством и в искусстве». Кроме того, если бы ты видел его, у тебя даже мысли бы такой не закралось. Мне кажется, весь материал, отпущенный на создание моего двоюродного дяди, ушёл на строительство его мозга, оставив на тело только одну треть.
– Если бы ты знала, Танюша, какими матёрыми преступниками могут оказаться на вид благочестивые люди, ты бы так сейчас не рассуждала.
– Но мой дядюшка вообще не был знаком с Борисом Львовичем, а Пётр Николаевич видел его только один раз на выставке, когда тот пришёл поздравить меня.
– Если Пётр Николаевич виделся с антикваром, – продолжал рассуждать Виктор. – Тот вполне мог узнать его. Поэтому-то твой знакомый и предпочёл убить Бориса Львовича, тем более, что в прошлом был профессиональным военным.
– Но он – бывший танкист, а не спецназовец, к тому же пожилой человек. Вряд ли он бы мог нанести такой удар.
– Он ещё вполне крепкий мужчина. А вот отравить антиквара вполне мог и твой тщедушный дядюшка.
– Ты же сам говорил, что человек, покушавшийся на жизнь антиквара, должен иметь свободный доступ в магазин. А у них его не было. Да и мотива – тоже. Я же тебе говорила, что настоящая серёжка появилась у меня недавно, и о ней, кроме Рихтера, никто не знал. Только Зина могла подслушать наш разговор с антикваром.
Кстати, кроме обогащения за счёт украденной серёжки у неё есть ещё один мотив – получить место директора антикварного магазина, – продолжала я настаивать на своей версии. – Да и ключи только у неё имеются. Ты