книге. Спустя какое-то время спрашивать было уже неудобно. И до сих пор к стыду своему я не знаю настоящего имени мальчика. Выручало то, что все Камневы при мне звали его «Мелкий». Такое обращение было дозволено и прочим. Мальчик отзывался, всё понимал, но вот не говорил ни слова. Когда мы подплывали к пристани, Валя успела меня предупредить на этот счет, впервые за весь переход нарушив строй и поравнявшись в несколько энергичных взмахов с носом каяка.
– Мелкий не говорит. Не спрашивайте. Мама потом плакать будет. И папа расстроится.
Быстро, прекратив на секунду грести, прошептала она и направилась к пристани первой. Я не понял, о чем она. Повернулся за разъяснением к Герману. Но он только кивнул в ответ и указал взглядом на пристань, к которой спускались родители с Мелким. До меня дошло, и когда я вышел из каяка, просто пожал мальчику руку, ничего ему не говоря. Ребенок пяти лет – лицом в отца, почти его копия – посмотрел на меня без какой-либо эмоции. Весь год нашего знакомства я ни разу не видел даже тени улыбки на его лице. О смехе и речи не было. Какая-то недетская, почти старческая серьезность властвовала над ним.
На пристани я познакомился ещё с одним членом семьи. Это был пес со странной кличкой Второй. Кобель. Двухлетка. Ненецкая лайка. Черный с белой грудью и белыми тапочками на лапах. Он сидел у ног хозяина, а когда я наклонился к нему, чтобы погладить, он сам подал лапу. Ошарашенный, я мгновенно пожал ее и, конечно, не мог не выяснить историю странного прозвища.
Оказалось, что пес в семье был вторым по очереди. Его предшественник умер год назад. И звался он… Первым. По чистой случайности. Ненец, у которого брали щенка, не утруждая себя творчеством, называл их по номерам в помете. Кличка хоть и звучала странно, но после короткого семейного совета ее решили оставить. Имя «Второй» в связи с этим стало логичным, создав в семье отдельную собачью историю.
Обе собаки выглядели почти одинаково, только у Первого тапочки были еще и на задних лапах. За обоими псами Федя ездил к ненцам на стойбища. Чистокровность и того, и другого вызвала бы сомнение, если не рабочие качества. Оба по взмаху руки и односложной команде безошибочно гоняли все виды скота в правильном направлении, никогда не ошибаясь, и, разумеется, не переспрашивая.
Подвижность и природная сообразительность четвероногих пастухов позволяли в одну собаку управиться с тремя видами скота, направляя их поочередно в разные загоны. Конечно, стада у Камневых были невелики, а площадь несравнима с бескрайней тундрой, но ум и чутье Второго каждый раз поражали меня. И это при том, что Камневы в один голос называли его глуповатым, придирчиво сравнивая с Первым. В итоге списывали недостаток интеллекта на возраст. Дескать, еще поумнеет. А я недоумевал. Куда уж? Второй знал десятки, если не сотни слов, принося нужные предметы по первой же команде. Стада в осенний период, когда снималась часть ворот и изгородей и животные допускались на убранные огороды, он выводил в одиночку, без людей.