членов в моем влагалище. Добиться всего самой! Я ждала человека из агентства по трудоустройству, обещавшего работу горничной. Пила кофе и мечтала. Девочка, совсем юная и глупая. Меня поселили в приличный дом со всякого рода строителями. Мы ели вареный картофель и жаловались на отсутствие денег. Одна лодка, идущая ко дну. Чудилось, что буду обожать город и людей. Проступил тот свет, которого давно не хватало. Уверяли, что если продержусь вдали от родительского дома три месяца, то не захочу никогда туда возвращаться. Они оказались правы, не зная, что я уже полгода там не была. Аргументом служили деньги. Дура. Окончила бы провинциальный университет и получила бы малооплачиваемую работу, при этом имела бы общепринятое счастье. А сейчас как мне его испытать? Через неделю, так и не найдя работы, выла от одиночества и звонила подругам, рассказывала душещипательные истории про герцогов и замки. Я поймала себя на том, что много думаю, причем вслух. С ума схожу. Стало жутко. Закурила. Поднимала с асфальта сухие сигаретные окурки, вытряхивала горелый табак и скручивала из газетной бумаги папиросы. Через месяц объявился мужчина из агентства. Привел к похожему на сутенера негру. Тот окинул меня взглядом, попросил на утро прийти в колготках, выдал адрес. Резко сделалось все равно на все, я пошла. Опять сосать – зато безбедно. Долго не готовилась, просто пришла.
Мне выдают зеленую форму горничной: мешковидное платье на размер больше и передник с двумя вместительными карманами. В раздевалке толпятся двадцать женщин разного возраста. Я самая молодая и хилая. Показывают, где брать тележку, выписывают шесть номеров – на все пять часов. Крепкий кофе в столовой и скоро обед. Мастер-класс от грузной латиноамериканки и вперед. Гостиничный номер примерно тридцать квадратных метров, чаевые и прочие остатки того, чем можно поживиться, уже забрали старшие по званию. Сначала постельное белье – им потом можно мыть ванную. Простынь и наволочки легко поддаются смене, а покрывало не поднять. Трачу на него четверть часа. Пылесосить легко. На кафеле в туалете не должно виднеться разводов – это труднее. Я в поту и уже устала. Обед. После него еще пять комнат, другие девушки уже убрали по четырнадцать. Во втором номере не смыто. Это моя работа, но меня рвет. Кровать в свежей моче. Иду вниз, выяснить, как быть с матрасом. Говорят переходить в другую комнату. Здесь пепельница. Включаю телевизор, закуриваю. И так становится жалко себя, так все внутри сжимается от отвращения к жизни. Смотрю на окно, прыгнуть бы вниз, а оно не открывается. Номер готов. В коридоре встречает напомаженный мужчина и манит к себе знаком Свободы и Независимости с цифрой пятьдесят. Как думаешь, соглашаюсь? Я независима, я в жопе.
Несколько месяцев в отеле каждый, кто хотел меня поиметь, платил по полсотни баксов, а я твердила: «Я буду жить, буду жить!». Дома рыдала в подушку, вымывала из вагины дрянь, которая все сильнее и сильнее из меня лилась и воняла, но я жила. Однажды моя начальница меня застукала и с позором выгнала. Заработанное потратила уже в другой стране на лечение сразу от четырех болезней, одна из них – нервное