Sophie et Lilya! Il-y-a un revolution dans la Saint-Petersbourg. Maintenant la Russie est libre comme la France! Cést la republique[1]!
Мадемуазель Маршан совсем не знала русского, на ее уроках все должны были говорить по-французски.
– Pourquoi, mademoiselle Marchand, vous aimez la republique mieux que la monarchie? – спросила Лиля.
– Parce que tout les citoyens de republique sont libre! Les Russes, Les Allemandes, Les Juives – tout le monde! Sophie, tu n´es oubliez pas la devise de la Grande Revolution Francaise?
– Bien sur que non! Liberte, egalite, fraternite!
– Tres bien![2]
Мадемуазель Маршан, оживленная и счастливая, пропала в толпе девочек. Она была такая же маленькая, как ученицы. Директриса отвернулась и вошла в здание школы. Все стали расходиться.
– Хочешь, я отвезу тебя на автомобиле домой?
Лиля была единственная, отец которой имел автомобиль.
– Я не могу, мне надо разыскать Германа.
– В таком случае – прощай! Кто знает, встретимся ли мы еще?!
– Ты думаешь, школу больше не откроют?
– Школу, может, и откроют, но приду ли я на уроки, непонятно. Возможно, мы с папой и мамой поедем в Париж. А, возможно, меня захватят бунтовщики, изнасилуют, убьют и бросят труп в Москву-реку.
Лиля сказала это так спокойно и храбро, даже как будто с небольшим интересом – словно она чуть ли не надеялась, что бунтовщики проделают с ней все это. Потом она обняла Софию и побежала к автомобилю, стоящему немного поодаль. Из него выскочил шофер в униформе и открыл ей дверцу. Лиля помахала в последний раз Софии и села в машину.
София направилась к школе Германа, но далеко ей идти не пришлось, она увидела брата, который, прихрамывая, шел ей навстречу. Оказалось, что в реальной гимназии тоже отменили уроки.
– Сказали, чтобы мы оставались дома, пока не сообщат.
На Маросейке была уйма народу, заметно больше, чем обычно, у многих в петлицах или на шляпах красные ленточки. Они как раз подошли к трамвайной остановке, когда увидели отца, который быстрым шагом приближался со стороны Лубянки.
– Папа!
Отец остановился и привычно сощурился.
– Ну, слава Богу!
Он обнял Германа и Софию и стал искать извозчика.
– Папа, почему ты такой озабоченный? Это же не война, а революция! Смотри, какие все вокруг радостные!
Может, я действительно волнуюсь зря, подумал Алекс. Может, все кончится хорошо, составят новое правительство, из разумных людей. Только откуда их взять? Вот если бы был жив Витте или хотя бы Столыпин! Но Витте умер, Столыпина убили, и смогут ли господа кадеты и октябристы обуздать Россию, сомнительно. И все же, решил Алекс, не стоит выказывать свои сомнения при детях.
– Я не озабочен, озабочена мама. Она узнала, что школы сегодня не работают, и послала меня, чтобы я вас разыскал. У нас гости, дяди Менг и Вертц прибыли из Киева. Они ждут в моей конторе, мы заедем туда, прихватим их и отправимся домой. Мама уже печет пироги.
Но путешествие затянулось, потому что дядя Менг и дядя Вертц хотели обязательно зайти к Елисееву.
– Дети, входите и вы, на улице холодно, – позвал отец.
В магазине был очень высокий потолок, красивые люстры и множество народу. Одна стена была полностью покрыта ананасами.
– Не