лодки. Затем на что-то натолкнулся и упал. После этого, развернувшись, на четвереньках, продолжал бегство. Постепенно, поднявшись в полный рост, стуча зубами, помчался в неизвестном направлении. Когда прошёл приступ всепоглощающего страха, Франс остановился. Переведя дух, он стал обдумывать, ситуацию. Когда он в мыслях дошёл до мёртвого тела Катрин, над страхом возобладали чувства к ней. Ему стало ужасно стыдно за своё трусливое бегство. Нужно было оказать помощь Катрин, возможно, она была ещё жива. Возвращаться назад оказалось гораздо дольше, чем он бежал. Уже окончательно стемнело. Природный страх подсказал ему, что к лодке одному подходить опасно, и он по дороге заскочил к своему приятелю, попросив его пройти с ним, так как он, якобы, слышал чьи-то крики. Подойдя с приятелем к лодке, Франс внимательно всё кругом осмотрел и даже несколько раз подныривал под лодку, но тела Катрин так и не обнаружил. Она, по-видимому, утонула, решил Франс. Ненависть к своей трусливой натуре переполняла его. Ни с чем они вернулись домой. А утром по селению разошлась весть о том, что пропала Катрин – единственная дочь бедных родителей, которые по «милости» Генриха оказались в заточении подвалов замка.
Глава 11
Удар, который случился с Генрихом, стоил ему два дня беспамятства. Но благодаря мощному телесному здоровью он быстро встал с постели и чувствовал себя физически уверенно. Думы о дочери опять овладели им. Генрих постоянно ловил себя на мысли, что он один. Конечно же, рядом были люди, но они, как мыши, ныряли в норы при появлении Генриха. Естественно, в том состоянии, в котором он находился в последнее время, никому не хотелось попадать под его горячую руку и суровый взгляд. Да и чужие все они были для него – льстивые, трусливые и в глубине души ненавидящие его. Тем не менее, жизнь продолжалась.
На следующий день Генриху привели старика – отца Дамиана, он уже несколько дней безрезультатно пытался попасть к своему господину. Генрих соблаговолил принять старца. Отец Дамиана с порога упал на колени и, расплакавшись, стал молить своего господина пощадить сына. Старик припомнил все заслуги свои и сына перед Генрихом, во время войны и в засушливые времена, когда вовремя отдавал подати. И то, как Дамиан не раз защищал честь замка на ристалищах многих турниров, не будучи рыцарем. Последнее заинтересовало Генриха. Он велел подняться старику и налил ему вина, так как его речь стало трудно понимать.
– Ладно, старик, я подумаю над твоим прошением и, возможно, отпущу твоего отпрыска. Только знай, эту свободу он сполна должен отслужить, – сказал Генрих.
– Да, мой господин. Да хранит вас бог, – всхлипывал старик. – Я всем говорил, что у вас чуткое сердце.
– Хорошо, хорошо, а сейчас убирайся. Я должен поговорить с твоим сыном, – отрезал Генрих и сделал знак старику, чтобы он покинул замок.
Когда явился Дамиан, у Генриха уже созрел план. Он приказал слугам удалиться. Генрих внимательно осмотрел Дамиана, который являл полное равнодушие к нему и смотрел то на него, то на стены. Только сейчас Генрих оценил, как