этого жестокого джентльмена на портрете, Гузель с ужасом осознала, что всецело находится в его власти. У Дракулы не было ни души, ни телесного естества, отсюда – его холодность. «Вот почему он менял маску за маской. Интересно, куда девается пища, когда он ест?» Сам граф явно любовался своим портретом, но увидев, какой ужас она наводит на девушку, поспешил вывести свою гостью из залы.
– Куда мы направляемся? – спросила, Гузель, поняв, что солнечные апартаменты остались далеко позади и теперь они с графом спускаются по мягкой земляной лестнице в подземелье. – В подвал?
– В лабораторию, – просто ответил ее провожатый.
Рука Гузель, словно прикованная, безвольно продолжала лежать на твердом холодном локте Дракулы. У графа не было намерения отпускать ее от себя хотя бы на шаг. Девушке же хотелось поскорее уйти отсюда, выбраться из этого странного мира, где все было одновременно и чуждо, устрашающе прекрасно, но в то же время умиротворяющее спокойно. Но она догадывалась, что это спокойствие мнимое, и нельзя поддаваться уловкам этого хитрого лиса. Хотелось одного – бежать отсюда, бежать куда угодно из этого воздушного замка. Но шансов на побег не было: теперь они с графом спускались в подземелье…
Так называемая «лаборатория» оказалась пещерой, в которой было бы темно, если бы не множество свеч на золотых подсвечниках по обе стороны коридоров подземного мира. Пещера сияла каким-то странным блеском отражения бликов огня на мелких кристаллических соляных отложениях цвета бордо глинисто-каменистых стен. Несмотря на холод, здесь было удивительно легко дышать. Извилистые стены пещеры украшали пейзажи неизвестных художников. Датировка написания картин, выгравированная на золотых орнаментальных рамах, давала основание полагать, что они принадлежали золотой кисти мастеров искусства эпохи Средневековья и Ренессанса и представляли собой достояние мировой культуры. Как бы Гузель хотелось познакомиться с этими великими Колизеями искусства! Картины обворожили ее, пленив своей красотой и совершенством. Каждый из этих пейзажей жил своей жизнью, олицетворяя покой и динамику одновременно, дышал свежестью и первозданной прелестью природы.
Граф, заметив, что гостья увлеклась картинами, оставив ее наедине с произведениями искусства, со стороны наблюдал за девушкой. Гузель же, забыв обо всем на свете, внимательно изучала эти уникальные картины, каждая из которых стоила миллионное состояние. Немного погодя граф подошел к ней, и, сделав вид, что его тоже интересует пейзаж, самодовольно произнес:
– Я знал, что Вам понравится. Вы всегда мечтали творить… как художник, в широком смысле этого слова. Елена, теперь у Вас появится возможность воплотить мечты в реальность, возможность творить, – слова вылетали из красивых очертаний его алых губ как шипение змея-искусителя.
Их змеиный сладкий яд медленно обволакивал разум, околдовывая и искушая.
– Вы всегда были хорошей ученицей. Вам не составит особого труда постичь тайны искусства, –