направленному вектору – к мистическому созерцанию. Теперь о каждом в отдельности.
Сперва мало, что предвещало беды: тенденциозность на Дух грезила эсхатологичностью и апокалиптикой[135], но вскоре эта традиция решила станцевать с христианским радикализмом; тамбурины отбарабанили и обмыли своей властной симфонией эпоху крестовых походов[136]. Кроме этих бесчинств, церковь превратила религиозность в средство обогащения: продажа симоний и индульгенций не могли не составить ей плохой репутации и вершителем закона врывается феномен «Бритвы Оккама». Этот наездник справедливости – Уильям Оккам (1280–1347 гг.) – нёс ту же евангелие, что и концептуализм, только заменив «концепт» Абеляра на индивида (человека), а соотношение внутреннего и внешнего приравнял к отношению между реальным и логическим – верой и философией или же божественным и клерикански-земным. Святой Дух – это настройщик тождества между двумя оставшимися ипостасями и, следовательно, между Богом – Его сущностью – и тем, кто тянется к Нему – человеком. «Бритва Оккама» – это умерщвление различий и обустройство сущностного тождества[137]. Речь идёт не наобум сделанных «разрезах» и «бритвах», а скорее о «скальпеле» и трудно проводимой хирургии, ибо само понятие различимости не иссекается, а ампутируется: критикуя своих предшественников, Оккам признаёт единство природы человека и природы Бога; всё увиденное в человеческом равно есть и в божественном[138], нужно было только уметь видеть эти связующие нити. Короче говоря, оккамовский перст нацеливается на унивокацию[139] Боэция, исследовавшего акт познания из тех же предпосылок, по которым действовал и концептуализм оккамистов. За конструирование такой омонимии, а кроме этого, и за научение «видеть связь» ручается траншея мистики, ибо род её деятельности – не открытое теоризирование, а проба той на практике.
Основателями шартрской школы (990 г. – сер. XII в.) были выходцы из течения реализма, но в отличии от традиционных реалистов, они обладали большей склонностью к эклектизму с античными учениями. В готических коридорах Шартра эхом раздавался платонизм, подменявший исследование Духа на Душу (Тьерри Шартрский (ум. около 1150 г.), Гильом из Шампо (1070–1121 гг.)) Бернард Сильвестр (1085–1178 гг.) вдохновился трактатом Марциана Капеллы (368–428 гг.) «О браке филологии и Меркурия» и создал «О всеобщности мира». Алан де Лильский (1114–1202 гг.) написал «О жалобе природы», в котором божественное приравнивалось к природному. Позже этот «природный» тренд захлестнул не только материальную природу (вещи и индивидов), но и духовную; реинкарнация схоластического платонизма заставила перестать рассматривать себя каким-то логическим понятием и вновь отбросила к представлению о своём бытии в образе души. Но не только академический дидактизм Шартра нагонял душевный бриз, были и неортодоксальные дидаскалы, наставители веры и добродетели без школярной выправки. Я говорю не о чистой философии или теологии, а об их кровосмешении