над раковиной и жадно стал пить воду. Немного полегчало. Нащупав в кармане джинс пачку сигарет, я закурил одну и сел, тяжело дыша. Курить в таком состоянии – самое отвратительное, что может быть. Но я курил. Одну за одной. Вкус был такой, словно кто-то отложил мне в рот своих экскрементов, а легкие разрывались в этой дымной тюрьме, пытаясь найти выход. За окном уже окончательно потемнело и я включил свет, от чего глазам стало больно, и я решил, что темнота не так уж и плоха.
Так я сидел в своей арендованной квартире, которую мне отдали за сущие копейки – наверное, никто, кроме меня был не готов жить в этом подобии дома – и вспоминал, что же произошло. Сколько дней я здесь провел? Что делал? Память не подавала никаких признаков. Внимательно рассматривая под собой пол, я понял лишь одно – мне безумно плохо. Если бы в тот миг мне пришлось описать свое состояние одним словом, я бы не смог подобрать подходящего. Открыв холодильник, я обнаружил там одиноко стоявшую бутылку водки. «Боже, спасибо», – подумал я и сделал несколько глотков. Это было отвратительно и я сразу же выблевал всё это себе под ноги. Чертовы мухи не заставили себя долго ждать.
Наклонившись, чтобы смахнуть эту жужжащую толпу, я увидел под столом свой телефон – разбитый, без задней крышки, но он работал. Я открыл журнал звонков, где было не меньше пятидесяти неудачных попыток дозвониться до абонента, который был записан у меня как «СУКА». И тут я всё вспомнил, меня словно прошибло током. Гримаса боли снова появилась на моём лице. Я закричал. Не знаю, от чего именно я кричал – то ли от своей физической истощенности, то ли от душевного взрыва, который разразился в груди и облек моё сердце в горящую лаву ненависти, злости и обиды. Огромная дыра внутри, через которую пронзительно завывал ветер, оголяя мои нервы, ожила; и это было невыносимое чувство, словно тебя заживо сжигают. Часто я думал о том, что в состоянии вынести любую физическую боль, но эту нет. Нет сил на то, чтобы остановить мучения души.
Однако я знал, что мне поможет – схватив бутылку водки, я залпом осушил ее, параллельно выблевывая что-то на пол, но меня это больше не останавливало. Это действительно помогло – алкоголь заполнял эту огромную дыру – временно, но заполнял. Он блокировал ощущения, замораживал чувства, отгораживал от себя самого, делая из меня бездумное, бесчувственное и безразличное ко всему существо. Истинно, я больше не был человеком – ни внешне, ни внутренне. Мои инстинкты и желания сводились теперь к одному – раздобыть ещё и ещё; остальное меня не волновало. Словно червь поселился во мне, жаждущий добавки, и если я не удовлетворял его потребности, боль возвращалась.
Прикончив бутылку, я начал шарить по карманам, отчаянно пытаясь насобирать денег. В карманах кое-что было, но этого было мало. Тогда я опустился на колени и начал ползать по полу, заглядывая во все щели и углы. То там, то здесь мне удавалось найти какую-то мелочь; она была разбросана по всему дому. Я выглядел, словно животное – раскрасневшееся и запыхавшееся; мой рот увлажнился