были укутаны, упрятаны под белой тафтой, оставлявшей открытыми только глаза.
Вдруг потрясенный вздох вырвался у всех. Лица гостей все разом повернулись в сторону трона. Акамие подался вперед, чтобы увидеть, – и, ослепленный, зажмурил глаза.
Неслышно появившись неведомо откуда, царь сидел на золотой скамье по правую сторону от срединного колеса. Его красное одеяние полыхало сотнями драгоценных камней, на голове, пронзенные лучами, расплескивали алый свет крупные лалы короны Хайра.
Это было неправильно и страшно.
Под сердцем шевельнулась холодная змея. Акамие стиснул руки и уставился в скатерть перед собой.
Мановением руки царь начал пир.
Акамие не ел и не пил на людях, ибо не мог открыть лицо, и сейчас это его ничуть не огорчало. Он не смог бы проглотить ни куска. Только, осторожно приподняв платок, пригубил вино.
Эртхиа толкнул его локтем.
– Ты жив после купания? Что за радость быть царем и купаться в ледяной воде?
Акамие посмотрел на него рассеянно и кивнул головой.
– И здесь нет ниш для отопления, а ведь зима холоднее нашей. Что ты скажешь об этом?
– Погоди, – прервал его Шаутара. – Будет говорить царь.
Обычай не велит хозяину заводить речь, пока гости не насытятся. Но если хозяин царь, а гости его подданные, только беспечный не поторопится утолить голод.
Акамие в изумлении обвел глазами зал. Мужественные воины и искусные полководцы, славно послужившие царю в походе и тяжких трудах войны, родичи и сыновья – неужели никто не чувствовал опасности, нависшей над повелителем? Ни у кого не дрогнула рука, поднося ко рту ломти дичи, нашпигованной чесноком и фисташками, ни у кого не застрял в горле кусок пухлой, как щечки младенца, лепешки, никто не поперхнулся темным вином из высокой чаши.
Его била дрожь. Он спрятал руки под плащ, чтобы никто не заметил этого. Но и укрытые мехом, пальцы оставались ледяными.
В ушах шумело. Акамие казалось, что это продолжает свои игры злобное эхо, обитающее во дворце.
А может быть, царская купальня не прошла ему даром. Может быть, он заболевает – и от этого неукротимый озноб, от этого так перепуганно бьется сердце, то дрожит, то мечется, глухо ударяясь о ребра.
Акамие был рад, что лицо его укрыто от чужих глаз. Он сидел оцепенев, прикусив губу, мучительно борясь с головокружением и охватившим его ужасом. Но плащ и лицевой платок не выдали его, а что закрыл глаза, так ведь слушает повелителя… а он ни слова не мог разобрать.
Вдруг громкие крики огласили зал, все вскочили с мест, опрокидывая чаши, разливая кровавое вино.
Акамие вскочил тоже, в ужасе огляделся…
Царь закончил речь, и приближенные бурно приветствовали его. Повелитель милостиво взирал на изъявления восторга и преданности, величаво восседая на чужом троне.
Акамие почувствовал, что и последние силы оставляют его.
Ведь