но тут увидел на улице немцев. Они вели впереди себя, подгоняя прикладами и стволами карабинов, несколько человек. Один немец поднял руку, требуя остановиться. Змитро с трудом остановил разгоряченную лошадь, немец увидел перед собой полицейского, опустил карабин и потребовал аусвайс. Змитро подал ему бумагу с печатями, тот ее посмотрел и махнул рукой, разрешая проезд. Так это же облава, вспомнился вчерашний разговор со знакомым полицаем.
Немцы обходили дворы, выгоняя людей на улицу. «Плотно же они окружили деревню», – отметил про себя Змитро. Ему вдруг расхотелось ехать дальше, крики и плач людей раздували тлевшие в его груди угли. Он выехал за деревню, остановил лошадь и вдруг увидел человека, который хотел перебежать улицу, но, заметив его, Змитра, в полицейской форме, кинулся в сторону речки. Раздались выстрелы, человек упал, но тут же вскочил и метнулся к прибрежным кустам. «Что я наделал, что я наделал, – стучало в голове у Змитра, – стал пугалом для людей, нет мне прощения». Он обхватил голову лошади и стал шептать: «Прости меня, бабуля, прости меня, что я пугало, я пугало». Лошадь, несмотря на усиливающуюся жару, стояла смирно и только чуть туда-сюда поворачивала голову и терлась ноздрями о пуговицы пиджака. Снова раздались выстрелы, несколько человек бежало, пригибаясь и падая, через дорогу к речке. Над деревней поднимались крик, плач и выстрелы, чей-то женский надрывный голос умолял:
– А куда же вы моего сыночка забрали, отпустите, отпустите, он же дитя, – и ее слова голосно и протяжно взывали о помощи.
Змитро оцепенело стоял, обнимая голову лошади, к нему пришло успокоение, внутри было тихо и спокойно, как никогда. Ему почему-то вспомнился вечер, когда он прибежал домой после первого трудового дня, мать обнимала его голову, прижимая к груди, и тихо говорила:
– Устал, сынок, я тебе булочку с изюмом купила, вот с молочком ее съешь. Тогда казалась жизнь вечной и радостной, а та булочка была необычайно вкусной. Для себя в душе Змитро уже принял решение, он еще не сформулировал это вслух, но вокруг него все переменилось. Он сел на телегу, прислушался, там, в деревне урчали моторы машин. «Тогда пора», – произнес он и тронул лошадь. Поехал не спеша, громко застучали колеса по деревянному настилу моста, и тут Змитро вспомнились слова Остапа, который кричал ему что-то насчет колеса. От этого воспоминания пришла улыбка. Телега простучала колесами половину моста и остановилась. Возница слез с телеги, что-то сделал с колесом, оно покатилось, стукнулось о перила, упало на бок, крутнулось и полетело в речку. За колесом с интересом и затаенной мыслью наблюдала пара глаз, подувал ветерок, лошадь стояла спокойно, будто и не было жары. Возница недолго копался в своих пожитках, подошел к лошади и стал ее распрягать. А по мосту уже с треском ехал мотоцикл с коляской, он подъезжал к телеге. Возница ударил вожжами лошадь, та нехотя отошла на несколько шагов. Мотоцикл остановился у телеги, из коляски